Сегодня: г.

Год жизни под угрозой смерти

5 сентября 2014 года, когда было подписано первое соглашение о прекращении огня, я находился в Мариуполе.

Днем я отправился на все еще дымящееся поле боя, расположенное за городом. 4 и 5 сентября там шел бой с участием танков и артиллерии. И его последствия оказались трагическими. Повсюду было множество тел солдат, погибших в этом столкновениях — застывших в тех позах, в которых их настигла смерть.

Во время того боя от грохота орудий звенели стекла в окнах домов, расположенных в центре Мариуполя. Жители города еще не привыкли к грохоту тяжелых орудий, и на их лицах сразу можно было прочесть печать страха.

Я помню, что я обедал, сидя в прибрежном кафе, когда прозвучал грохот первых взрывов. Молодой человек, сидевший напротив меня с блюдом салата и бокалом пива, поднял голову и посмотрел прямо мне в глаза.

Это на самом деле происходит? — казалось, мы оба взглядами задали один и тот же вопрос друг другу.

Все сомнения относительно жуткой реальности этой войны рассеялись, когда я приехал на поле боя. Я могу заново написать о своих впечатлениях, но, как мне кажется, вам стоит прочесть то, что я написал вечером того дня, когда увиденное все еще было живо в моем сознании не замутнено годом репортажей об этой войне.

                                                                                                                                   5 сентября 2014:
Танковые бои, тяжелая артиллерия, удары ракет дальнего действия — такие бои вселяют ужас.

Но этот ужас проходит, а перемирие кажется достаточно прочным. Сегодня вечером в Мариуполе открылись бары. В городе проходит множество свадеб, которые прежде откладывались из-за боев.

Жизнь продолжается.

Между тем, за пределами городских улиц, вдалеке от дешевой музыки и объятий молодоженов, раны, оставшиеся после боев последних двух дней, продолжают дымиться. После того как сегодня закончились бои, я отправился на место сражений, чтобы увидеть, как выглядит война на самом деле.

По всему полю боя лежало множество обугленных тел украинских солдат и сепаратистов. Это были тела людей, умерших страшной смертью — а вовсе не в результате выстрела прямо в голову или в сердце.

Некоторые из них были разорваны на несколько частей взрывом артиллерийского снаряда. У некоторых были оторваны ноги. Другие лежали в лужах собственной крови и внутренностей. Третьи сгорели заживо, попав в ловушку стальных гробов, в которые превратились их танки.

Некоторые умерли в момент отчаянных попыток бороться за жизнь — кому-то почти удалось выбраться из искореженных машин, кто-то лежал на земле в позе эмбриона. И все они были молодыми. Но уже сегодня люди начнут забывать, за что погибли эти люди.

Тем не менее, пока Мариуполь празднует перемирие и свадьбы, пока я пишу эти строки, множество напуганных и уставших молодых людей сидят в траншеях и танках в ожидании момента, когда псы войны снова будут спущены с цепей.

И я оказался прав. 6 сентября, спустя один день после подписания соглашения о перемирии, под Мариуполем возобновились бои, положив начало пяти месяцам эскалации конфликта, которые продлились вплоть до 12 февраля 2015 года, когда было подписано второе соглашение о прекращении огня, практически немедленно обернувшееся еще шестью месяцами войны. И мы снова стоим на пороге перемирия…

Вращающаяся дверь войны

Война на Украине должна была закончиться 1 сентября, и начало очередного перемирия должно было совпасть с возвращением украинских детей в школы.

26 августа трехсторонняя контактная группа, в которую вошли представители Украины, России и сепаратистских территорий при участии наблюдателей из Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе, озвучила свой очередной призыв положить конец войне. Во время телефонных переговоров 29 августа президент России Владимир Путин, канцлер Германии Ангела Меркель и президент Франции Франсуа Олланд призвали к полному прекращению огня с 1 сентября.

В полночь во вторник, 1 сентября, согласно сообщениям украинской армии, на восточном фронте замолкли все орудия. «1 сентября с полуночи и до 6:00 вдоль всей линии разграничения противник оружие не применял», — говорилось в утреннем заявлении пресс-центра АТО.

Это очень похоже на дежавю.

Казалось, восстановление мира было возможным год назад, когда орудия смолкли под Мариуполем. Но война не прекратилась. Она немного угасла, а затем стало еще хуже. Солдаты и мирные граждане продолжали гибнуть. По данным ООН, еще около 2 тысяч украинцев погибло до того момента, когда 12 февраля 2015 года политики подписали второе соглашение о прекращении огня в столице Белоруссии.

А в промежутке между этими двумя соглашениями шли одни из самых ожесточенных сражений этой войны.

Зимой шли решительные бои за Донецкий аэропорт, которые превратили этот 860-миллионный объект (отремонтированный накануне Чемпионата Европы по футболу-2012) с его современным зданием, ухоженными газонами и начищенными до блеска полами в апокалиптическую пустыню.

В январе 2015 года под Мариуполем произошел обстрел с участием установок «Град», в результате которого погибли 29 человек. В результате попадания снаряда в автобус с мирными гражданами в Донецке погибли десятки людей. Атака с применением ракет «Град» на похоронную процессию в Сартане 24 октября 2014 года унесла жизни семерых человек. Не стоит также забывать об атаке ракет «Смерч» в Краматорске 10 февраля — всего за два дня до подписания второго мирного соглашения в Минске.

Как и в сентябре 2014 года, второе мирное соглашение, получившее название «Минск-2», почти сразу же провалилось. Спустя всего несколько дней после подписания соглашения объединенные силы сепаратистов и России окружили украинские войска в Дебальцево, стратегически значимом городе, в котором расположен важный железнодорожный узел. Бои в Дебальцево стали одними из самых ожесточенных столкновений в этой войне, и в них приняли участие солдаты регулярной российской армии, а также бойцы спецназа.

Ранним утром 18 февраля несколько тысяч украинских солдат решили отступить из Дебальцево. Но их настиг ураган объединенной российско-сепаратистской артиллерии, танкового огня и ракет.

Сотни украинских солдат погибли, и более 100 попали в плен. Согласно докладу ООН от 27 февраля, в результате этого столкновения погибло примерно 500 мирных жителей.

Танки, артиллерия, ракеты. Битва за европейский город, унесшая жизни нескольких сотен людей. Очень напоминает Вторую мировую войну. Но этот ужас настиг европейский город в 2015 году.

И бои не остановились на Дебальцево.

3 июня объединенные российско-сепаратистские силы начали наступление с участием танков, артиллерии и ракет на Марьинку, которая находилась в руках украинской армии. Правительственным войскам удалось отразить атаку, на время нарушив условия Минска-2 и переместив тяжелые орудия к линии фронта.

Были еще артобстрелы Сартаны, в которых погибли три человека, несколько месяцев окопной войны и артобстрелов в Широкино, артобстрелы, окопная война, танковые бои и снайперские дуэли в Песках и десятках других разрушенных поселков вдоль линии фронта. И каждый день гибли люди. Порой в день погибал один или два солдата украинской армии, порой жертв было гораздо больше. Но так или иначе солдаты продолжают гибнуть ежедневно. С обеих сторон.

Кому-то может показаться, что дела на Украине обстоят не так уж и плохо. Западные СМИ и политики продолжают утверждать, что условиях мирного соглашения все еще «по большей части соблюдаются» и что ежедневные артиллерийские обстрелы и танковые атаки — это всего лишь «нарушения условий перемирия», о которых Киев добросовестно сообщает каждый день.

Но мы можем провести четкую параллель между «нарушениями условий перемирия» на Украине и «актами геноцида», которые, по заверениям США, происходили в Руанде в 1990-х годах, когда погибли сотни тысяч человек. Сколько нарушений должно быть зафиксировано за день, чтобы мы начали говорить о войне? 50? 75? 100?

Эта война не прекращалась. Сейчас она попросту оказалась ограниченной в географии и интенсивности, и ее ведут в соответствии с правилами, о которых договорились политики, составившие соглашение о перемирии. Это похоже на двух боксеров, договорившихся бороться в полсилы, чтобы поберечь себя для решающего боя.

Прямое попадание в цель

В период, когда велись бои за Дебальцево, я жил в Вашингтоне. Я помню, как я сел за компьютер, чтобы быстро проверить почту и отправиться на ужин, и увидел сообщение от моего друга Валентина Онищенко, 22-летнего киевлянина, работавшего с иностранными журналистами.

Он писал, что он прячется в бункере в Дебальцево, и, пока снаружи грохотали взрывы артиллерийских снарядов, он думал, что скоро умрет. Он прятался в подвале вместе с журналистом из Финляндии, и у него был доступ к интернету. И, пока на улицах шла битва, он решил написать мне. Он прощался со мной — на всякий случай.

«Я в Дебальцево, — писал Онищенко. — Сепаратисты окружили нас, и я не знаю, выберусь ли я отсюда. Я просто хотел сказать, что мне было приятно познакомиться с тобой. Сейчас я ничего не слышу из-за взрывов снаружи. Береги себя, и благослови Бог Америку и Украину!»

От его сообщения у меня закружилась голова. Я не видел ничего вокруг себя, и мысли в голове перепутались. Я помню пятна света, пробежавшие по стене моей спальни — по улице проехала какая-то машина — звук колес на асфальте и голоса людей, разговаривавших на тротуаре под окнами моей квартиры.

Свидетельства нормальной жизни в Вашингтоне и ад, через который мой друг проходил на другом конце света. Война казалась такой абстрактной. Мне пришлось напрячь свое воображение, чтобы поверить в ее реальность. Я знал, что она реальна. И именно поэтому я вернулся на Украину.

(Надо сказать, что Онищенко удалось спастись, и он до сих пор работает в Киеве с иностранными журналистами.)

С тех пор как я написал о псах войны в ту ночь в Мариуполе, прошел ровно год. К настоящему моменту в этой войне погибло более 7 тысяч украинцев, и более миллиона лишились своих домов. Сколько в ней погибло россиян и сепаратистов, никто не знает.

В течение целого года я наблюдал за ходом этой войны своими глазами. Я был в окопах и на обломках разрушенных зданий в Широкино и многих других поселках и городах. А в июне я провел восемь дней с 93-й бригадой украинской регулярной армии на линии фронта в Песках, у Донецкого аэропорта. Я не первый раз вижу войну, но я впервые вижу такую войну.

Я снова это скажу: танки, тяжелая артиллерия, беспилотники, ракеты дальнего действия. И не забывайте о снайперах, окопах, автоматических реактивных гранатометах, постоянных перестрелках с применением стрелкового оружия и непрекращающейся лавине шальных снарядов, свистящих над головой.

Вот так выглядит перемирие на Украине. И именно так и будет выглядеть война на Украине после 1 сентября. У меня нет причин полагать, что все сложится как-то иначе.

Жертвы

Прошел год. Еще один год сражений, смерти, сломанных жизней и разрушенных домов. Многие семьи оказались по разные стороны от линии фронта, отрезанные от своих близких войной. И несколько тысяч молодых людей, убитых бомбами и пулями противника. Для многих украинских солдат жизнь в постоянных попытках убежать от демонов войны только начинается. А для некоторых солдат, в том числе для моего друга Даниила Касьяненко, которому было всего 19 лет, когда снаряд убил его в Песках, эта жизнь уже закончилась.

Надежды на счастливое будущее того поколения, которое в мечтах о демократии свергло прежний режим, угасают с каждым днем из-за изнуряющей войны и невозможности провести реформы.

Ожесточенные протесты у здания украинского парламента в Киеве, которые прошли в понедельник, 31 августа, стали очередным проявлением недовольства войной и теми сложными решениями, которые правительство вынуждено принимать ради сохранения мира. Украинцы хотят мира, но они не хотят заключать сделку с Россией — они уже видели в действии вращающуюся дверь войны, перемирий и постоянных предательств со стороны поддерживаемых Россией сепаратистов.

«Они говорят, что мы должны сесть за стол переговоров, но, я думаю, что вести переговоры с Россией — это то же самое, что вести переговоры с аллигатором», — сказала Юлия Минаева, 26-летний ассистент Киевского университета.

Украинское поколение двухтысячных уже не помнит Советский Союз. Многие из них одеваются как хипстеры, смотрят западные фильмы и слушают западную музыку. Они ходят в кофейни и бары. Им нравится виски и крафтовое пиво — пусть водку пьют родители, говорят они. Они изучают английский язык и цитируют Хемингуэя и Булгакова.

Среди них есть весьма одаренные молодые люди. Подобно Джобсу и Возняку, студенты Киевского политехнического института конструируют беспилотники для украинских солдат, а молодые специалисты в области информационных технологий тратят свое время и талант на создание геопространственных программ прямо на своих домашних компьютерах, чтобы помочь военным наносить более точные удары по целям.

Украинское поколение двухтысячных говорит о демократии и свободе с таким патриотическим пылом, который можно сравнить только с настроениями американцев сразу после терактов 11 сентября. А их практичное отношение к долгу напоминает нам героев истории Эрни Пайла (Ernie Pyle).

«Идет война, и если я называю себя мужчиной, я должен это доказать», — сказал 24-летний Роман Кулик за неделю до вступления в ряды украинской армии. Когда он явился в призывной пункт, он попросил отправить его в Пески.

«Я должен защитить свой дом, свою семь, свою страну», — объяснил он.

Лера Бурлакова, 29-летняя журналистка, в декабре прошлого года бросила работу и отправилась в Пески в качестве добровольца в составе отряда «Карпатской Сечи».

«Мне всегда было стыдно за то, что я не на войне, в то время как 18-летних парней — даже тех, кто не был патриотами — забирали туда принудительно, — сказала она. — Если вы хотите смотреть в зеркало и не испытывать при этом стыд, вам нужно быть там».

Марина Комарова, 33-летний экономист из Севастополя, Крым, в прошлом году ушла с работы в Киеве, чтобы все свое время посвятить делу снабжения оборудованием украинских солдат на линии фронта.

«Эта война затронула меня лично, — объяснила она. — Я родилась в Крыму, и я хочу, чтобы мы выиграли в этой войне и чтобы мой дом вернулся в состав Украины».

Комарова, которая вынуждена жить вдали от родителей из-за захвата Крымского полуострова Россией, призналась, что солдаты стали ее новой семьей. Однако то, с чем она столкнулась на линии фронта, мешает ей вернуться к нормальной жизни. По ее словам, кроме солдат ее никто не понимает.

«Такое ощущение, что у меня вместо сердца кусок несвежего мяса, — сказала она. — Я прокалываю его, но ничего не происходит. Раньше я испытывала столько эмоций, но сейчас я ничего не чувствую».

Эта война стала ахиллесовой пятой Украины — и столкновения в Киеве в понедельник доказывают, что Кремль тоже это понимает. В конце концов, эта война способна уничтожить веру украинцев в то, что жизнь может стать лучше.

Ольга Сас — 25-летняя журналистка, которая живет в Киеве. Она родилась в год распада СССР. Она не ездила на линию фронта, однако она собирает ежедневные сводки и видеорепортажи из зоны боевых действий, которые показывают в украинских новостях. Каждый день она просматривает новые кадры, а затем пишет новые статьи. У нее, как и у всех остальных украинцев ее поколения, есть друзья, отправившиеся на войну и погибшие там.

«Я больше не могу плакать», — сказала она однажды.

«Прежде я была плаксой, — продолжила она. — Я плакала по любому поводу. А когда я начала писать репортажи о войне, я плакала постоянно. Я просыпалась по ночам и плакала. Я даже перестала краситься, потому что косметика постоянно текла. Но после падения Боинга я просто перестала плакать. Я пыталась. Я смотрела грустные фильмы и думала о печальных событиях. Но у меня как будто кончились слезы».

Комарова больше не думает о жизни после войны. Сначала она мечтала о том, что она будет делать, когда война закончится. Она хотела поехать на какой-нибудь тропический остров на три месяца, чтобы читать книги и ни с кем не разговаривать. Она хотела выйти замуж, но ей пришлось отложить свои планы из-за войны. По ее словам, теперь у нее нет времени ходить на свидания из-за постоянных поездок на линию фронта. И теперь она боится, что она успеет постареть, прежде чем война закончится.

«Возможно, я даже уеду из Украины, когда война закончится, — сказала она. — Жизнь здесь после войны будет равносильна жизни в доме, где кто-то умер».

На войне потери обычно измеряются количеством трупов и потраченных долларов. Однако главным мерилом разрушений в войне является утрата самого ценного ресурса людей — надежды.

Нолан Петерсон — бывший летчик ВВС США, а также ветеран войн в Ираке и Афганистане. В настощее время он  работает международным корреспондентом издания Daily Signal на Украине.

Нолан Петерсон

Источник: inosmi.ru

 
Статья прочитана 116 раз(a).
 

Еще из этой рубрики:

 

Здесь вы можете написать отзыв

* Текст комментария
* Обязательные для заполнения поля

Последние Твитты

Loading

Архивы

Наши партнеры

Читать нас

Связаться с нами

Написать администратору