Русских путей к счастью сейчас два. Либо уткнуться глазами в цветочки на даче, либо языком — в задницу власти. Есть еще третий, но он по ту сторону закрытых границ.
Мы счастливы тогда, когда ощущаем, что контролируем жизнь. Это как в автомобиле: переднему пассажиру всегда страшнее, чем водителю. Конечно, чем хуже и опаснее дорога, тем меньше счастья. И русская дорога, русский путь (во всех смыслах) — непрерывный стресс.
Про это писал еще Некрасов в знаменитой поэме, которой нас в школе достали так, что мы уже толком не понимаем, о чем это он. А Некрасов о том, что на Руси никому жить не хорошо. Ни купчине толстопузому, потому что чиновник может вмиг разорить. Ни крестьянам братьям Губиным, потому что нет шансов разбогатеть. Ни царю — и про царя нам особенно понятно: вы на сегодняшнего посмотрите, хватающегося за свою неотравляемую кружечку с той же силой, с какой он держится за власть. Как заметил Пелевин, вторя Некрасову, — назначение российской цивилизации состоит в переработке солнечной энергии в народное горе.
О том же и маркиз де Кюстин писал в 1838-м: «Когда русские едут в Европу, вид у них веселый, свободный, довольный; все выглядят счастливыми, как школьники на каникулах; на обратном пути те же люди приезжают с вытянутыми, мрачными, мученическими лицами».
То есть хочешь быть счастливым — вырывайся из страны, хотя бы на время. Дело не в том, что ты живешь как-то не так, что недостаточно трудолюбив, талантлив, настойчив. Просто в России жизнь устроена по несправедливости. И ты сломаешь себе хребет, но ее не изменишь.
Вопрос тогда такой: возможно ли быть счастливым в стране, созданной для счастья не больше, чем змея для полета?
Ну, конечно, бывают периоды. В 90-х в Питере и я летал. Не только потому что был молод, счастливо женился и прочее. Но и потому, что ветер дул такой силы, что поднимал в небо любого, крылья же достаточно было иметь картонные. Все самые крутые люди были тогда здесь — Курехин, Десятников, Гребенщиков, Митьки, Балабанов, Гаркуша, Набутов, Нагиев, Невзоров, Ханин, Каравайчук, «Терем-квартет», Нетребко, Лопаткина, Махалина, Вишнева, Тимур Новиков, Мамышев-Монро, Трахтенберг, Шевчук, Тобрелутц, Бугаев-Африка… Однако я не понимал тогда, что это было счастьем человека, которому дали глотнуть воздуха в проруби, прежде чем утопить, вдарив по башке веслом.
Вся наука, от американского нейроэндокринолога Сапольски до питерского физиолога Жукова, утверждает одно: перманентный стресс лучше переносит тот, кто думает, что ситуация под контролем. Неважно, есть ли контроль на самом деле, — важно ощущение. Из лабораторных крыс в состоянии выученной беспомощности (это когда током шарахает со всех сторон) больше шансов выжить у тех, которые, например, грызут палочку, хоть от ударов это и не спасает.
Если ты в России, без грызения палочки — никак. У того, кто увлечен пейнтболом или, не знаю, разведением узумбарских фиалок, шансов быть счастливым больше. В одряхлевшем СССР у приспособившихся к жизни в нем граждан непременно было хобби: марки, макраме, выпиливание лобзиком, выжигание… Домодельная чеканка «писающий мальчик», до сих пор маркирующая сортиры в жилье класса «советский эконом», — ископаемый остаток счастья той поры. Возьмите на заметку. Я серьезно.
Но есть и другой, более эффективный путь к русскому счастью — подобраться поближе к рубильнику, который посылает разряды тока. Ни в коем случае не хвататься за него — там драка такая, что лучше голым в муравейник: посмотрите, как силовики друг друга сажают. Однако можно пойти в услужение. Я снова без шуток.
По-моему, один из счастливейших сегодня людей в России — глава RT Маргарита Симоньян. Ее поносят, проклинают, обвиняют в негодяйстве и лжи, а она в ответ не ругается, но, как богиня, снисходит до жалостливого участия: что там, говорите, случилось с Навальным? Да ладно вам, «отравили»… Просто сахар в крови упал, а надо было «рафаэлку» с собою брать, я вот всегда таскаю…
Любому жаждущему счастья человеку полезно почитать Twitter Симоньян: он сочится счастьем и откровенностью. Симоньян мудра, ибо мудрость — это умение вовремя примкнуть к силе, и где вы другую мудрость видели? (Цитирую роман «Икс» Дмитрия Быкова). Вот Навальный отравлен «Новичком», и все это понимают, пусть даже главврач омской больницы (в надежде на свою порцию счастья) втирает что-то там про «нарушение обмена веществ». А Симоньян замечает божественно откровенно: «Прямо кожей чувствую, как в московских гостиных люди вздрагивают от одной мысли, что их обмен веществ зависит от воли одного человека. А за себя я спокойна. Ребята, все просто, любите и уважайте Начальника и свою Родину, тогда сахар в крови будет всегда в норме».
Это и есть формула счастья. «Будьте с Начальником, восхваляйте его, ибо Начальник и есть Родина, — и невзгоды минуют, и все рук сойдет. Как видите, мне сходит даже то, что я с улыбкой признаю: Путин может убить любого из вас. Желаю счастья, мои дорогие!..»
Вот почему столько людей — и прежде всего моих бывших коллег — скачут вприпрыжку по одной дороге с Симоньян. Вы думаете, что Владимир Соловьев или Ольга Скабеева несут в эфирах свою мерзость ради денег? Что Антон Красовский или Андрей Норкин банально «продались»? Это примитивные представления. Они — птицы, летящие за счастьем. Их к этому полету готовили с детства — ведь человек создан для счастья. Деньги, власть, кураж эфира — это лишь бонусы к главному призу.
Так что русский выбор невелик. Либо уткнуться глазами в фиалки, либо языком — в задницу власти. Есть еще и третий вариант, до пандемии бывший спасительным: соотносить себя с Западом, с Европой. Регулярные выезды туда — хоть в Испанию на пляж, хоть под Рованиеми в коттедж — убеждали, что в мире есть другое счастье, от Начальника никак не зависящее. Для нас это была передышка.
Вот почему так странны выражения русских лиц на отпускных фотках прошедшего лета 2020. Ну, где типа: «Привет! Вот мы в Ярославле/Переславле/Вологде. Да, путешествуем по стране. Ну да, не в Испании в этом году, сами понимаете. Но посмотрите, какая тут красота! Сейчас запощу еще видос!..»
И сомнений, что красиво, нет, но есть сомнения, что путешествующий счастлив. Это же чувствуется. Одно дело, когда человек смеется расслабленно на волжском плесе, зная, что ему открыт весь мир, — тогда и русские дурные дороги нипочем, и провинциальные убогие гостиницы, и местный угрюмолобый люд. А когда едешь на Волгу лишь оттого, что границы закрыты и неизвестно, когда откроют, а когда откроют, неизвестно, почем будет евро и насколько ты обнищаешь, — словом, когда путешествуешь под сенью родимых осин от неизбежности, то тут снимки получаются чуть-чуть другими. Виды видами, а счастье приходится изображать.
Что касается меня, то я счастлив с тех самых дней, когда по стечению обстоятельств превратил передышку в дыхание. Это была личная история, случайная удача — но уход из русской парадигмы оказался спасителен. В России я, наблюдая за происходящим, начинал, как говаривал мой приятель, «исходить желчью на дерьмо». А уйдя, я перестал трястись от страха, что снова и снова, говоря словами героя Баширова из германовского «Хрусталев, машину!», «бьют и бьют, бьют и бьют» — по твоему обмену веществ.
И вот ты идешь по тихому европейскому городку, где все тебе улыбаются, и повторяешь, как влюбленный дурак: «Господи. Какое же. Счастье!»
Европа (пусть хотя бы виртуальная) — спасительный и спасательный круг всех русских несчастливцев. «Умом Россию не понять» — это Тургенев не восхищается, а с досадой крякает, когда возвращается в нее после четвертьвековой жизни в Мюнхене.
Для тех, кто застрял сегодня в России, остаются два варианта: либо фиалки, либо как Симоньян. Но если пойдете в направлении Симоньян, постарайтесь все-таки по-умному помереть до того, как это сделает ваш Начальник. Потому что иначе вас затопчут до смерти новые орды жаждущих счастья.
