Егор Холмогоров (подвергшийся очередным неправедным репрессиям со стороны кристально честного и объективного Фейсбука) написал статью «Закрытое окно в Европу», где, помимо ряда сложнооспоримых мыслей, раскритиковал официозное российское телевидение за показ фильма, оправдывающего ввод советских войск в Чехословакию. По мнению Егора, подобные действия раздражают и отталкивают от России два государства-преемника ЧССР, относящихся к числу наших немногих европейских доброжелателей. Меня сей постулат несколько смутил и огорчил. Всего год назад острое холмогоровское перо выдало смачный мем «воображаемый друг» применительно к попыткам Кремля представить режим Порошенко договороспособным субъектом, — а сейчас этот же автор считает приемлемым искусственное «надувание» воображаемых друзей и союзников.
Пытливый русский ум, традиционно недолюбливающий моря полутонов и гигантские массивы промежуточных состояний, спросит: что ж, если чехи и словаки нам не друзья, то, выходит, враги? Нет, конечно. Это не открытые военные противники и не малоадекватные конфликтные контрагенты, де-факто все те же противники, вроде упомянутой выше киевской «влады». Это — ситуативные тактические партнеры, лояльно относящиеся к России, прежде всего из собственных прагматических соображений, да еще и не имеющие внутреннего единства по вопросу отношений с 1/6 частью света – так, чешское правительство скрепя сердце отпустило президента Земана на майские торжества в Москву лишь при условии непосещения Парада на Красной площади. Кстати, такой же алгоритм посещения Первопрестольной избрал и словацкий премьер Фицо, а его сосед по ветвям власти президент Киска вообще отказался ехать в Россию с формулировкой: «Учитывая события на Украине и в Крыму, я не хочу принимать участия в демонстрации военной силы».
Можно по-разному относиться к случившейся 47 лет назад операции «Дунай». Лично я с каждым годом все больше понимаю мотивацию советского руководства, оставляя при этом чехам и словакам (позиция последних, кстати, была тогда весьма неоднозначной, не явно антисоветской) полное право считать те же события национальной — теперь уже двунациональной — трагедией. Каждый народ (в определённой степени это можно сказать и о социальных классах) смотрит на исторические события через призму собственного участия/неучастия в них и дальнейших положительных или отрицательных последствий этого участия/неучастия. Я искренне сочувствую тем чехам, со слезами на глазах смотревшим, как советские танки едут по улицам Праги – но я понимаю, что без интервенции СССР рисковал получить через пару лет натовские танки вблизи Ужгорода; «рисковал» или «непременно получил бы» — вопрос отдельного большого разговора. Благодаря корректному поведению наших солдат и выбору самих чехов в пользу молчаливого сопротивления в те дни удалось избежать большого кровопролития. А вот вьетнамцы в противостоянии с другой сверхдержавой выбрали путь сопротивления с оружием в руках и отстояли свою независимость, но ценой десятков тысяч жизней. Вы сами можете увидеть, как категории «выбора», «цены выбора» и «отношения к выбору и его цене» расплываются и колеблются, подобно летнему знойному мареву. Исторический процесс есть объективная вещь, плоды которого (пусть и те, которые являются лишь верхушкой айсберга) мы наблюдаем в реальном времени и который нельзя изменить задним числом. Но взгляд на него с разных континентов и с разной высоты лачуг и небоскрёбов разнится подчас кардинально – и это нормально. Напрашивается сравнение с Солнцем, которое неизменно в своём положении по отношению к Земле, однако в одно и то же время в России ночь, а в Америке день из-за объективного фактора – вращения самой Земли. Более того, быть источником света и тем самым жизни Солнце по отношению к Земле может быть лишь на нынешнем расстоянии между ними, сократись оно хотя бы наполовину – и Земля сгорит, а Солнце превратится из источника жизни в убийцу, хотя само ничего не сделает для подобной метаморфозы.
Возможно ли некое «всеобщее» восприятие истории? Разве что в безнациональном, внеклассовом и однородном с точки зрения добродетельности людей обществе, а это заведомая утопия. Так что чехословаки, повторюсь, абсолютно вольны относиться к интервенции Организации Варшавского договора со своих суверенных позиций. Но отчего они ограничивают в данном праве нас? Я уж не говорю о том, что события 1968 года — лишь один из многих эпизодов нашумевшего фильма, да и на сам народ ЧССР так никакого поклепа не возводится, все больше говорится об интригах Запада. Ответ на поверхности – воображаемые друзья хотят в обмен на некоторую степень дружелюбной лояльности получить полный пакет уступок и прогибов.
Доводом в пользу такой версии стал бонус-трек к недовольству чешских властей, а именно – делано-гневное недоумение по поводу включения четырех земляков бравого солдата Швейка в российский «черный список» невъездных европейцев. Самый известный из сей великолепной четверки – князь Шварценберг, колоритный персонаж, в конце 2011 года носивший значок, примерно дублирующий известную украинскую кричалку в адрес В. Путина. Дополнительной пикантности ситуации прибавлял статус пана Шварценберга, занимавшего кресло руководителя МИДа. Его нынешний преемник Любомир Заоралек, заведовавший тогда внешней политикой в теневом кабинете оппозиции, мгновенно охарактеризовал демарш князя как явное провоцирование напряженности в чешско-российских отношениях. Сейчас же Заоралек заламывает руки, вопрошая, по какой это такой причине московиты не хотят видеть в своих пределах святого человека со всеми удобствами. Несколько странно, согласитесь.
Прагой и слегка примкнувшей к ней Братиславой список наших надувных друзей не ограничивается. Еще один яркий фигурант этой плеяды – Турция. Месяц назад Путин, побывав в Ереване на мероприятиях по случаю столетия геноцида армян, произнес в своей речи само это слово. Официальная Анкара отреагировала крайне нервно, и вот уже редактор «Спутника и Погрома» талантливый Егор Просвирнин пишет патетическую реплику в духе «зачем нам ссориться с турками ради армян? У армян нет ничего кроме лаваша, а у турок — ресурсы, влияние, блокирующий пакет договора по газопроводу, а еще они могут начать педалировать тему изгнания черкесов, нам вообще места мало будет». Я не удержался от легкого ехидства: «Лондон, конец июля 1914 года. Экстренное заседание кабинета министров.
— Германия — мощная индустриальная держава, наша старая континентальная шпага и заслон против русского варварства. Кайзер их — кузен нашего короля, любимый внучара покойной Бабушки. А что нам может дать Бельгия, кроме шоколада и сыщика со смешными усиками, до написания первых романов про которого еще несколько лет к тому же? А если немцы нам еще и геноцид буров публично на вид поставят…Нет, тут дело ясное, Грей [министр иностранных дел Англии], беги к Лихновскому [немецкий посол в Лондоне], приседай перед ним полчаса!». Отмечу, что турки еще до ереванского вояжа Путина вполне себя позволяли подрывать воображаемую дружбу жесткой публичной позицией по крымскотатарскому вопросу. Потому, наверное, что четко отделяют союзников от попутчиков.
И остальные воображаемые друзья из той же оперы. Сколько авансов было выдано новому греческому правительству — но кроме словесной антизападной фронды оно ничего особого за полгода не показало, на деле продолжая политику предшественников, да и Ципрас в Москву на 9 мая не приехал, хоть и обещал. Сербский лидер Николич, упорно тянущий страну в ЕС и НАТО вопреки воле большинства населения, приехал, но отметился двусмысленными заявлениями по «Южному потоку». В общем, круг реальных, не воображаемых друзей сужается почти до нуля – а мы все выдаем авансы да боимся обидеть.
Подобная политкорректность имеет еще советские корни. Взять тех же чехов и словаков – мятеж их корпуса в 1918 году на русской земле представляли выступлением задуренных антантовской пропагандой славянских крестьян и пролетариев, после эффективной большевистской контрпропаганды массово переходивших на правильную сторону фронта. А ведь не было, пожалуй, в нашей Гражданской войне участников гаже, успевших всех предать и всем насолить, и белым, и красным, и простому люду. Историю Польши рисовали как многовековое жалобное блеянье бедной невинной овечки под пятой разношерстного, в первую очередь русского империализма. Наиболее же, как по мне, вопиющий пример – то, что Воронежу не дали совершенно, дважды, трижды заслуженное звание Города-героя, ведь в боях за него погибло неимоверное число венгров. Нечего, мол, союзникам раны бередить. Но все же, все же, все же – Венгрия действительно была союзником, причем, за исключением событий 1956 года, довольно неплохим. Уж точно более осязаемым и менее воображаемым, чем нынешнее племя.
Все сказанное мною абсолютно не значит, что чехо-турко-венгров надо нарочно дразнить неудобными фильмами и высказываниями, давая понять, что у нас брак по расчету, тем паче они и сами это хорошо понимают. Нарочно — не надо, но и ретивое цензурное самобичевание вряд ли уместно. Есть смысл проводить четкую грань между попутчиками, друзьями и союзниками, выдавая каждому сообразно его статусу, а если и щедрясь на аванс, то в меру и дозировано. Тогда со временем, возможно, попутчики станут друзьями, а друзья – союзниками, ну а коль не станут – мы хотя бы не отравим себе жизнь неоправданными ожиданиями и разочарованиями. В противном случае отношения с Прагой, Анкарой, Будапештом, далее везде, у нас веками будут развиваться по схеме, синтезирующей известный анекдот про ВасильИваныча («послал на три буквы, а мог ведь шашечкой рубануть») и эпизод из тыняновского «Подпоручика Киже»: «Перед сном он садился играть со своим денщиком в карты. Он выучил играть денщика в контру и в памфил, и когда денщик проигрывал, поручик хлопал его колодой по носу, а когда он сам проигрывал, то не хлопал денщика».
Станислав Смагин
Источник: svpressa.ru
