Российский оппозиционер и лидер партии «Другая Россия» выпустил новый политический роман и рассказывает в интервью об идеологии путинского режима, поддерживая при этом аннексию Крыма.
Своего адреса он не называет. Надежный человек должен прийти за нами на станцию метро в центре Москвы и через хитросплетение улочек и дворов вывести нас к его квартире. Он часто их меняет. Потому что ощущает угрозу. Мы звоним. Он отпирает тяжелую стальную дверь, потом другую. Он улыбается. Его называют неприятным, даже отвратительным человеком. Но он ведет себя очень приятно и вежливо.
По его словам, распространяют такую репутацию «плохиши», потому что «можно быть радикалом и приятным человеком». Острый, как лимон, и взрывоопасный, как вытатуированная на руке «лимонка», Эдуард Лимонов — определенно не тот, кем его представляют, кем он кажется, и уж точно не тот, кем он хочет, чтобы его считали. Поэт, писатель, активист, политик, империалист… «экстремист», одновременно правого и левого толка.
В 1993 году он основал Национал-большевистскую партию, которую запретили в 2007 году. Сегодня ей на смену пришла «Другая Россия». Написанная французским писателем Эмманюэлем Каррером биография прославила его на весь мир. Но в свои 72 года Лимонов продолжает борьбу. Недавно он выпустил новый роман «Дед», в котором рассказывает о полученном опыте на политической сцене, столкновениях с путинской полицией и сидении за решеткой.
L’Obs: В вашем романе не ощущается особой скромности. Скромность — буржуазная концепция?
Эдумар Лимонов: Это не так. Может, дело в моем возрасте. Мне 72 года, это время свершений. Я знаю, чего стою, и что значу. Не больше и не меньше.
— Во Франции политический роман однозначно оказался бы скучным. Почему ваш не таков?
— «Подчинение» Уэльбека тоже стало политической книгой. Понятное дело, он все еще играет свою роль прогнившего буржуа и наполовину, я не знаю, наполовину несостоявшегося Буковского. Но это все равно настоящая политическая книга.
— Почему вы отказываетесь комментировать написанную Эмманюэлем Каррером биографию?
— Хорошее воспитание не позволяет мне высказать мое мнение. Эмманюэль Каррер создал миф. Он говорит обо мне, как об уже мертвом писателе. Я же смотрю на вещи как прагматик: он написал бестселлер, который разошелся в трех десятках стран, даже в Японии. А в моей жизни главное — это победы. С помощью Каррера, потомка знаменитой фамилии, мне удалось достичь того, о чем я и не мечтал. Я оказался во всех буржуазных семьях, во всех библиотеках. Видя это, я не могу не позлорадствовать.
— Самое странное в вашей последней книге то, что ваши идеи ближе к идеям той самой власти, с которой вы беретесь, чем к либералам, вместе с кем вы в оппозиции. То есть, вы ближе к Путину, чем к убитому либеральному лидеру Немцову.
— Но ведь Немцов — никакой не либерал! Он был всего лишь джокером Ельцина. Он должен был прийти ему на смену, казался даже более предпочтительным кандидатом, чем Путин. Поэтому Немцов озлобился. Он завидовал невероятной судьбе неприметного Путина. Это видно на демонстрациях: либералы — всего лишь птахи, которые целыми днями только щебечут в Twitter, запуганный и ни на что не годный буржуазный класс.
С другой стороны, вам на Западе свойственно преувеличивать значимость Путина. Я больше 25 лет формулировал идеологию нашего национального государства. Я вовсе не поддерживаю Путина, утверждать подобное было бы несуразной глупостью, но он частично воспользовался моими идеями. Это не я поддерживаю Путина, а он поддерживает мои идеи. Он был вынужден реализовать на практике часть из них, например, возвращение Крыма России.
— То есть, Владислав Сурков, которого считают идеологом путинского режима, черпал вдохновение у вас?
— Не я это сказал. Это общеизвестно. У Суркова нет собственных идей. Он берет их у правых и левых, а потом соединяет их вместе. В отличие от него, у меня есть собственные идеи. Я не правый и не левый. Моя первая партия была наполовину правой и наполовину левой. Это стало новшеством в идеологической среде.
В современном обществе невозможно сохранить подобную идеологическую чистоту времен французской революции. Наша действительность приобрела гибридный характер. Так, например, у нас есть Компартия, которая верит в Бога и церковь. Я же — еретик.
— Вы называете себя российским империалистом, а не националистом. В чем разница?
— У нас не получится сформировать однонациональное государство. Так, например, в России насчитываются около 20 миллионов мусульман. Причем, они не приехали откуда-то из Алжира, как во Франции. Эти мусульмане жили тут веками. Они — наши.
— Что вы думаете о позиции Путина по Украине?
— Нужно правильно понимать поведение Путина. Он был очень доволен Олимпийскими играми, главным событием в своей жизни. Он долго готовил эту странную Олимпиаду в российских субтропиках. И тут в Киеве случилась революция на Майдане, которую, как мне кажется, устроили украинские националисты. Путина загнали в угол. Он не знал, что делать. Тогда он обратил внимание на Крым, за воссоединение которого с Россией я сам неоднократно выступал.
У Путин возникла серьезная проблема. Он знал, что народ не простит ему, если он проигнорирует желание Крыма воссоединиться с Россией. Он понимал опасность, осознавал, что Запад будет против. Но у него не было выбора. У России давно был разработан план для Крыма, военные всегда все планируют. В конечном итоге Путин нашел в себе смелость бросить вызов Западу. Он вернул Крым. И это вознесло его на вершину, рейтинги подскочили до 90%.
Но тут началось восстание в Донбассе. Путину оно было не нужно. Он боялся разрыва отношений со всеми из-за не представляющей интереса территории. Поэтому он вот уже полтора года пытается избавиться от этой проблемы. Это восстание начал не он. И не российская армия, как в Крыму. А народ. Путин хочет остановить войну. Он оскверняет Донбасс. Он — враг Донбасса.
— Какую позицию по Украине занимает ваша партия «Другая Россия»?
— У нашей партии есть группы, которые сражаются в Донбассе. В их рядах есть погибшие и раненые. Мы занимаемся организацией добровольцев. Я говорил об этом еще в 1992 году: мы оставили за пределами России 27 миллионов русских, и однажды нам придется возвращать их силой оружия. Поэтому нам нужно занять северный Казахстан, где находятся русские города.
Что касается Украины, первые 23 года жизни я провел в Харькове. Украинцы живут в центре страны, а все остальное — это украинские колонии, которые были завоеваны СССР, а не украинцами. Запад забрали у Польши. У Украины есть колонии и на юге. Даже в самых своих глупых мечтах одесситы никогда не ощущали себя украинцами. Одесса — международный, еврейский, греческий, русский город, но уж никак не украинский.
— Но в 1991 году большинство в 54% голосов в Крыму проголосовало за независимость от Украины…
— В тот момент советский народ совершенно не осознавал, что его ждет. Он думал, что с распадом СССР его ждет райская жизнь. Было настоящим мошенничеством дать право голоса людям, которые совершенно ничего не понимали. Но с 1991 года все изменилось. Украина может существовать как независимая страна, даже как государство. Но она должна вернуть колонии, потому что тем самым она крадет русское наследие.
— Решение проблемы — это война?
— Да, война. Сейчас на Украине пылают национальные страсти, но Одессы и Харькова они не касаются. На Украине жестоко угнетают сторонников Москвы. Всех пророссийских лидеров воспринимают как источник угрозы. После пророссийских демонстраций СБУ задерживает оппозиционеров. Поэтому там так мало демонстраций в поддержку России.
— Что бы вы сказали о личности Путина?
— Нынешний Путин стал результатом воздействия двух этапов его жизни. Сначала он был офицером КГБ на незначительной должности в Дрездене в Восточной Германии. Что ему там было делать, кроме как читать отчеты Штази, лучшей политической полиции в мире? КГБ ничего большего от него было не нужно. Тем не менее, проработав 15 лет в этой организации, Путин перенял ее менталитет, репрессивный взгляд на мир.
Второй и самый важный период — это работа в питерской мэрии под началом либерала Анатолия Собчака. Тогда ему удалось установить множество связей. Путин абсолютно верен двум этим противоречивым сторонам его жизни. В Петербурге он поверил в либерализм, капитализм и мировой рынок. Но при этом сохранил «гэбэшный» менталитет 1980-х годов с толикой современности.
— Для вас главное — литература или политика?
— Я не провожу между ними черты. Я страстно увлекаюсь политикой, когда в ней есть кровь и опасность. Я три года просидел в тюрьме. С 1989 года через российские тюрьмы прошли более 300 активистов нашей партии. Их задерживали, приговаривали к большим срокам. При Путине 14 наших активистов были убиты при обстоятельствах, которые не оставляют сомнений в намерении их убрать. В начале мая под давлением России и ФСБ членов нашей партии задержали и выслали из ДНР, потому что они хотели открыть там представительство. Нам позволяют погибнуть за Донбасс, но права на политическое влияние там у нас нет.
— То есть, вы признаете, что у ФСБ есть большое влияние в Донбассе?
— Да. В этом нет ни малейших сомнений.
— Но разве не российские спецслужбы подняли восстание в Донбассе? Министр обороны сепаратистов Стрелков ведь служил в ФСБ?
— Я лично знаком со Стрелковым. Он был офицером ФСБ, но не подчинился приказам. Чудо, что он до сих пор жив.
— Какое место занимает во всем этом ваша партия? И что насчет современной России?
— Мы как оппозиционная партия находимся в тяжелейшей ситуации. В Донбассе мы столкнулись с серьезными сложностями. Провал демонстраций 2012 года, после выборов, стал для нас большим ударом. Кроме того, на фоне украинского конфликта рейтинги власти пошли вверх.
Власть может сохранить популярность, несмотря на экономический кризис и вызванные войной санкции. Россияне могут перетерпеть кризис. Они готовы пожертвовать уровнем жизни ради идей. 23 года после распада СССР нация переживала депрессию. Мы были, точнее — стали ничего не значащим народом. После возвращения Крыма мы избавились от этой депрессии. Это видно по лицам людей.
Жан-Батист Ноде
Источник: inosmi.ru
