Александр НАГОРНЫЙ, исполнительный секретарь Изборского клуба.
Уважаемые коллеги! Буквально на днях мы стали свидетелями целого ряда взаимосвязанных событий, центром которых стал Азиатско-Тихоокеанский регион. Прежде всего это — обвал китайских фондовых рынков, девальвация юаня и сброс Пекином американских казначейских обязательств, «трежерис» на сумму свыше 100 млрд. долл. Мы видели, как биржевая паника, вызванная этими событиями, за неделю с 20 по 26 августа прокатилась по всей планете, но внезапно стихла, сменившись практически повсеместным ростом всех фондовых индексов, а также цен на нефть.
То есть мы видели, что события в Китае начинают не просто сказываться, а достаточно жёстко влиять на ситуацию во всем мире. Высказанные уже многими экспертами, политиками, финансистами, бизнесменами утверждения о том, что «глобальный центр» смещается из Нью-Йорка и Лондона в Азиатско-Тихоокеанский регион, теперь подтверждаются реальностью.
Каковы конкретные контуры этой реальности? Какой будет конфигурация нового «глобального центра»? Будет ли он полностью «китайским», или же к Шанхаю, Сингапуру и Гонконгу присоединится Токио? Как будут реагировать на эти перемены в США и Европе? Какую роль будут играть другие крупные страны АТР, от Индии до Австралии, от Вьетнама до Индонезии? Станет ли возможным объединение Кореи? Какие процессы пойдут в связи с этим в Латинской Америке? В Африке, а также на Большом Ближнем Востоке, в мусульманском мире? Наконец, где место России, с какими перспективами, проблемами и угрозами столкнется наша страна? Насколько необходимым и достаточным является российско-китайский стратегический союз, который, по всей видимости, получит новый импульс развития в ходе предстоящего визита президента России в Пекин?
Разумеется, исчерпывающие ответы на все эти вопросы в рамках одного «круглого стола» нам вряд ли удастся, но обозначить хотя бы основные параметры таких ответов, надеюсь, мы вполне в состоянии. С удовольствием предоставляю слово одному из старейших и авторитетнейших востоковедов нашей страны Якову Михайловичу Бергеру.
Яков БЕРГЕР, доктор исторических наук.
В последнее время и особенно в последние дни события в Китае привлекают к себе всё большее внимание. По разным причинам и поводам. В первую очередь это связано с экономикой и финансами, но не только. Очевидно снижение темпов роста китайского ВВП. Не буду здесь обсуждать адекватность данного показателя для оценки экономической динамики того или иного государства, но Китай на протяжении ряда лет, безусловно, был главным двигателем мировой экономики, и этот факт находил своё отражение в темпах роста его ВВП который достигал даже 10-12% в год. Сейчас этот показатель на уровне 7% и даже ниже.
По данному поводу есть различные мнения. Моя точка зрения заключается в том, что ничего особенного, а тем более — катастрофического, в Китае не происходит. Такое же снижение темпов роста на протяжении известной нам истории происходило со всеми быстроразвивающимися экономиками. Первая причина торможения — расширение и усложнение всей экономической системы КНР. Когда база развития мала — относительно высоких темпов прироста добиться намного проще, чем когда она велика. Скажем, вы вводите в строй за год сто условных заводов. Если при этом у вас таких заводов была тысяча, темп роста будет 10%, а если таких заводов у вас десять тысяч — то всего 1%. Абсолютный же прирост производства в Китае на его гигантской базе: по итогам 2014 года он стал крупнейшей экономикой мира, — чрезвычайно велик. Даже 7% прироста от уровня 18 трлн. долл. — это 1,2 трлн. долл., примерно треть всего российского ВВП. Пример, так сказать, для понимания масштабов ситуации.
Вторая причина торможения — изменение структуры китайской экономики. Факторами роста КНР на протяжении последних лет был массовый приток дешевой рабочей силы из сельской местности, широкая внешняя торговля с профицитом торгового и платежного баланса, приток внешних инвестиций и низкие сопутствующие затраты. Теперь все данные факторы или вообще не действуют, или близки к тому.
Доля Китая в мировой торговле (без учета финансовых услуг) по итогам 2014 года достигла почти 40%, и это исторический максимум для любой «мастерской мира». Расширять физический экспорт и дальше невозможно, тем более, что и без того покупки китайской продукции шли практически в долг: общий торговый профицит КНР составил почти 360 млрд. долл., профицит в торговле с США — 342,6 млрд. долл. при общем объеме взаимной торговли в 590 млрд. долл. и общем торговом дефиците США в 512,4 млрд. долл.
Цифры говорят сами за себя. То есть расширять производство сегодня, тем более — в условиях глобального кризиса, Китай может только за счет внутреннего рынка, но там платежеспособность ниже, чем на внешних рынках, а повышать внутреннюю платежеспособность — значит, увеличивать затраты на рабочую силу и снижать конкурентоспособность своих товаров на внешнем рынке.
Рост затрат на рабочую силу уже привел к тому, что прибыльность производства в КНР падает, а следовательно — новые инвестиции идут уже в другие страны АТР. Прибавьте к этому настоящую экологическую катастрофу в промышленных районах Китая — и станет понятно, что на природоохранных технологиях экономить больше не получится.
Девальвация юаня относительно доллара — попытка если не решить, то хотя бы временно смягчить эти проблемы. Другого выбора у Китая сегодня нет. Но девальвация важна не только для стимуляции экспорта. Она важна еще и как дополнительный источник инвестиций в расширение высокотехнологичного сектора китайской экономики и сектора услуг. Девальвация трансформирует всю денежную базу: разгоняет инфляцию на внутреннем рынке, ведет к дополнительной эмиссии национальной валюты, стимулирует «венчурные» высокорискованные и высокодоходные инвестиции. Что с этой точки зрения означает обвал китайского фондового рынка? Надо понимать, что фондовый рынок Китая резко отличался от современных фондовых рынков развитых стран Запада и напоминал биржи США накануне Великой депрессии, когда уличные чистильщики обуви пытались управлять собственным пакетом акций. Реальные потери массы таких «мелких инвесторов» КНР составили, конечно, не номинальные полтора триллиона долларов, а примерно в три раза меньше, но всё равно — это гигантские деньги, которые, по сути, были мобилизованы китайским государством, вдобавок к тому «под шумок» продавшим американских ценных бумаг на сумму более 100 млрд. долл.
Третья причина торможения — необходимость создания новой институциональной базы, включая переход на новые принципы оплаты труда, новые принципы пенсионного обеспечения, изменение налоговой системы и так далее. Всё это требует немалых денег, немалого времени и немалых сил, поскольку, повторюсь, необходимые изменения касаются беспрецедентно большой экономики и беспрецедентно большой численности населения, которая сегодня оценивается в диапазоне 1,3-1,5 миллиарда человек. Процессы такого масштаба не могут идти абсолютно беспроблемно и безболезненно. Более того, сопротивление им со стороны различных социальных и властных групп, для которых прежний порядок вещей был намного выгоднее нового, не просто существует, но и носит весьма серьёзный характер. Это сопротивление преодолевается прежде всего под флагом «борьбы с коррупцией», о которой заявил Си Цзиньпин сразу после своего прихода к власти. Китайские трудности не стоит преуменьшать, но и не стоит их преувеличивать, а тем более — абсолютизировать.
Распространенные ныне катастрофические сценарии для китайской экономики, китайского общества и КНР как государства в целом я считаю необъективными и ангажированными проявлениями глобальной конкуренции со стороны тех государств и межгосударственных структур, для которых нынешний семипроцентный рост Китая был бы неслыханным чудом, и не только экономическим.
Сергей ГЛАЗЬЕВ, академик РАН.
Как это было и в предыдущие периоды смены вековых циклов, теряющий влияние лидер прибегает к принудительным способам поддержания своего доминирования. Сталкиваясь с перенакоплением капитала в финансовых пирамидах и устаревших производствах, а также с утратой рынков сбыта своей продукции и падением доли доллара в международных транзакциях, США пытаются удержать лидерство за счет развязывания мировой войны с целью ослабления как конкурентов, так и партнеров. Установление контроля над Россией в сочетании с доминированием в Европе, Средней Азии и на Ближнем Востоке дает США стратегическое преимущество над поднимающимся Китаем в контроле над основными источниками углеводородов и другими критически значимыми природными ресурсами. Контроль над Европой, Россией, Японией и Кореей обеспечивает также доминирование США в создании новых знаний и разработке передовых технологий.
Не вполне отдавая себе отчет в объективных механизмах циклического развития, обрекающих США на утрату глобального доминирования, американская властвующая элита опасается расширения состава неподконтрольных им стран и формирования независимых от них глобальных контуров расширенного воспроизводства. Такую угрозу представляет углубление интеграции стран БРИКС, Южной Америки, Средней Азии и Дальнего Востока. Способность России организовать формирование такой коалиции, заявленная успешным созданием Евразийского экономического союза, предопределяет антироссийский вектор американской агрессии.
Однако, развязывая гибридную войну против России, США подталкивает ее на стратегический союз с Китаем, увеличивая возможности последнего. Появляются дополнительные стимулы для углубления и развития ШОС, которая становится полноценным региональным объединением. На основе ЕАЭС и ШОС возникает самое большое в мире экономическое пространство преференциальной торговли и сотрудничества, объединяющее половину Старого света.
Попытки США организовать государственные перевороты в Бразилии, Венесуэле, Боливии выталкивают из-под американской гегемонии Южную Америку. Бразилия, уже участвующая в коалиции БРИКС, имеет все основания стремиться к преференциальному торговому режиму и развитию кооперации со странами ШОС. Это создает возможности для формирования крупнейшего в мире экономического объединения стран ЕАЭС, ШОС, МЕРКОСУР, к которому вполне вероятно присоединение АСЕАН. Дополнительные стимулы к такой широкой интеграции, охватывающей более половины населения, производственного и природного потенциала планеты, дает навязчивое стремление США к формированию тихоокеанской и трансатлантической зон преференциальной торговли и сотрудничества без участия стран БРИКС.
США совершают ту же ошибку, что и предыдущий мировой лидер — Великобритания, которая в пору Великой депрессии стремилась защитить от американских товаров свою колониальную империю протекционистским мерами. Однако в результате Второй мировой войны, спровоцированной английской геополитикой с целью блокирования развития Германии, усиления доминирования в Европе и установления контроля над территорией СССР, Великобритания потеряла империю вместе с крахом всей системы европейского колониализма, сдерживавшей мировое экономическое развитие. Сегодня таким тормозом стала американская финансовая империя, втягивающая все ресурсы планеты в обслуживание растущей долговой пирамиды США. Объем их государственного долга вышел на экспоненциальный рост, а величина всех американских долговых обязательств уже более чем на порядок превышает ВВП США, что свидетельствует о приближающемся коллапсе американской, а, вместе с ней — и всей западной финансовой системы.
Чтобы избежать краха и удержать глобальное лидерство, американская финансовая олигархия стремится к развязыванию мировой войны. Она спишет долги и позволит сохранить контроль над периферией, уничтожить или, по меньшей мере, сдержать конкурентов. Война, как всегда в таких случаях, разворачивается прежде всего за контроль над периферией. Этим объясняется американская агрессия в Северной Африке, на Ближнем и Среднем Востоке с целью усилить контроль над этим нефтедобывающим регионом и одновременно над Европой. Но направлением главного удара является, в силу своего ключевого значения в глазах американских геополитиков, Россия. Не по причине ее усиления и не в качестве наказания за воссоединение с Крымом, а в силу традиционного западного геополитического мышления, озабоченного борьбой за удержание мировой гегемонии.
Сегодня американские геополитики поняли, что прозевали появление нового центра глобального развития и начали действовать в привычной манере «кнута и пряника». Хотя логика вековых циклов накопления и длинных волн экономического развития не оставляет США шансов на удержание глобального лидерства, в стремлении его сохранить они вполне способны развернуть мировую войну за контроль над периферией. Китайское руководство они пытаются подкупить посылами сооружения G2 или Chimerica — симбиоза двух стран через торговлю и кооперацию в формате стратегического партнерства. В отношении лидеров уязвимых стран предлагается меню из двух блюд: или полное подчинение, или свержение. Для российского руководства выбора нет, вопрос стоит «кто кого?».
В решении этого вопроса ключевую роль играет эффективность системы госуправления. Если она останется в институциональном формате американского цикла накопления, то Россию ждет поражение в войне с США, которые контролируют основные воспроизводственные контуры российской экономики посредством манипулирования финансовым сектором. Нельзя отбить нападение, оставляя у противника ключи от собственных ворот и поручая его офицерам управление своим хозяйством. Поражение, скорее всего, повлечет распад страны на враждующие друг с другом национально-территориальные образования под контролем американской администрации. Пример такого решения демонстрирует сегодняшняя Украина, на которой американцы отрабатывают приемы запуска междоусобной войны в Русском мире.
Чтобы не допустить подобного развития событий, необходимо прежде всего понять, что созданная в России система госрегулирования экономики не адекватна ни вызовам времени, ни задачам обеспечения экономической безопасности, ни национальным интересам. Она, во-первых, автоматически ставит экономику страны в зависимое положение от американо-европейского капитала. Во-вторых, она лишает ее внутренних источников финансирования развития. В-третьих, она делает ее сырьевым придатком передовых стран, блокируя возможности индустриализации и инновационного развития. Наконец, в-четвертых, она просто архаична и неконкурентоспособна по отношению формирующейся в Азии новой системе производственных отношений.
Но, вне зависимости от позиции России, американцы схватку за лидерство с Китаем проиграют. Такова логика смены мирохозяйственных укладов, в которую полностью вписывается разворачивающаяся против нас «гибридная война» со стороны США и их союзников по НАТО. Созданная в Китае, с учетом нашего исторического опыта, система институтов интегрального общества, сочетающая преимущества социалистического и капиталистического строя, убедительно демонстрирует свое превосходство над американской системой олигархического капитализма. Вместе с Японией, Индией, Кореей, Вьетнамом, Малайзией, Индонезией Китай формирует новый центр мирового экономического развития на основе нового технологического уклада и создает новый мирохозяйственный уклад. В отличие от глобальной либерализации, исходя из интересов американской финансовой олигархии, «новый мировой порядок» будет строиться на основе признания разнообразия стран, уважения к их суверенитету, на равноправной, справедливой и взаимовыгодной основе.
Андрей ДЕВЯТОВ, заместитель директора Института российско-китайского стратегического взаимодействия.
Должен заметить, что российско-китайское стратегическое взаимодействие осуществляется не только в пространстве отношений наших двух стран — условно говоря, не только между Москвой и Пекином, — но и во всей системе мировой политики, экономики, идеологии. Более того, оно должно быть «вписано» и в более широкие системы: космического, а в более традиционной терминологии, небесного уровня — соответствовать или, во всяком случае, не противоречить им.
Чем, например, можно объяснить невероятную, казалось бы, динамику российско-китайского (включая советско-китайское) сотрудничества? Почему «русский с китайцем — братья навек», почему, при всей видимой избыточности этой формулы, она не выглядит противоестественной, в отличие, например, от такой же формулы, в которой вместо китайца будет фигурировать европеец, американец или даже «хинди-руси пхай-пхай!»? С нашей точки зрения, это происходит потому, что и русская, и китайская цивилизации развивались не в двоичной, как нынешняя западная, а в троичной системе координат, что, при всех грандиозных отличиях двух цивилизаций триада — это далеко не Троица, — всё-таки обуславливает фундаментальное сходство и фундаментальную совместимость между собой систем ценностей русского мира и китайского мира.
Сегодня исполняющий обязанности императора династии Гун (коммунистическая) председатель КНР Си Цзиньпин и исполняющий обязанности Белого Царя Правды президент России Владимир Путин пока являются всего лишь «законными» лидерами своих народов и своих стран, в смысле — защитниками их интересов. И явно желают перейти на ступень выше, поскольку имеют все основания для того, чтобы войти в историю и в народную память как служители высшего Духа Истины. У китайцев это называется «получить мандат Неба (тяньмин)».
Это — действие не простое, а символическое, требующее определенного «обряда», то есть вхождения в особое пространство и время специальным образом через специально организованное место в нужный момент, — возможно, с обретением (созданием или изменением) какого-то специального объекта.
На нужный момент времени в данной связи указать сложно, а вот местом обретения «мандата Неба» вполне может послужить обелиск китайско-советской дружбы перед музеем истории в Люйшуне (Порт-Артуре): белый столп-восьмерик, который венчает изображение белого голубя. Конечно, по замыслу создателей монумента, это был секулярный «голубь мира». Но он же — символ схождения Духа Истины, «иже от Отца исходящего», в православной традиции.
Китайцы не только наизусть выучили коммунистическую догму о том, что «религия есть опиум народа», — для них эта догма наглядно сопряжена с исторической трагедией «опиумных войн». Но в каждом китайце на генетическом уровне сидит безусловное подчинение ВОЛЕ НЕБА.
И если символ Креста китайцы воспринимают плохо, то символ Белого Голубя «проходит на ура». Документ, подписанный в этом месте, или даже «простое» рукопожатие двух лидеров и будут являться безусловным «мандатом Неба» на дальнейшее укрепление и развитие российско-китайского стратегического союза, а самое главное — обретение им высшей, истинной субъектности.
Поскольку пока все действия и Китая, и России — например, практически одномоментная девальвация ими своих национальных валют нынешним летом, всё-таки согласовываются не между Кремлем и Цзыцзиньчэн, а с той частью транснациональной финансово-управленческой элиты, которая сейчас известна под условным названием «клана Ротшильдов» и ведет жесткую борьбу с противостоящим ей «кланом Рокфеллеров» — пока что лишь руками Китая и России, но далеко не полностью в интересах наших двух стран.
Александр НАГОРНЫЙ.
Как вы знаете, мы, делегация Изборского клуба, только что вернулись из поездки в Японию, на памятные мероприятия, посвященные 70-летию атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. Были мы там достаточно долго, в течение десяти дней, поэтому некоторые важные моменты современной японской жизни удалось прочувствовать и рассмотреть, что называется, в подробностях.
Прежде всего это касается общей характеристики японского общества, которое напоминает колоссальную сжатую пружину, находящуюся на пороге либо распрямления, либо разрушения. Практически вся береговая линия этой страны, обращенная к Японскому морю, представляет собой единую промышленную зону, растянувшуюся на сотни километров, но управляемую из единого центра. Эта зона сегодня работает всего на треть или даже на четверть своей потенциальной мощности. Судя по тому, что удалось увидеть, там можно производить всё: от бытовой техники и автомобилей до космических кораблей и атомных подводных лодок.
Что сжимает эту пружину, что не дает ей распрямиться и функционировать в полную силу? Это страх. Страх перед Америкой, перед американцами. Японские политики, ученые, военные, общественные деятели вырастают и живут с этим страхом, он буквально забит в генетический код современного японского общества. Из-за этого страха Япония остановила свой промышленно-технологический рывок 70-х годов и не стала «мастерской мира», уступив это место Китаю. Из-за этого страха Япония вот уже двадцать лет тормозит свой экономический рост. Из-за этого страха Япония послушно следует в фарватере американской внешней политики. Японцы четко знают: при всех разговорах о дружбе и сотрудничестве между двумя странами дядя Сэм ни на минуту не остановится перед тем, чтобы превратить их острова в радиоактивную пустыню. Там даже боятся говорить о том, кто сбросил на Японию атомные бомбы в августе 1945 года. И памятная авария на Фукусиме, которая произошла практически сразу же после договоренностей Токио с Пекином о создании ACU, даже подсознательно была воспринята японским обществом именно как сигнал от Америки о недопустимости любых колебаний в сторону от указаний «вашингтонского обкома». Для России эта ситуация опасна прежде всего тем, что «японскую пружину» могут распрямить так, чтобы она ударила по нашей стране. Предпосылками тому является не только «проблема северных территорий», как в Японии называют Южные Курильские острова, но и постоянная антироссийская пропаганда, открытая и скрытая. Если треть взрослого населения Японии сегодня уверены, что атомные бомбы на их страну сбросил Советский Союз, то о чем тут вообще можно говорить?
Сегодня в мире существует «глобальный геостратегический треугольник», «вершинами» которого являются США, Китай и Россия. Существует альтернативный ему глобальный «треугольник БРИКС», «вершинами» которого являются Китай, Индия и Россия. Думаю, нам необходимо уже сейчас начать работу над тем, чтобы возник глобальный «треугольник АТР», «вершинами» которого стали бы Китай, Россия и Япония. Возникновение такого «треугольника АТР» завершило бы формирование системы нового миропорядка, соответствующего шестому технологическому укладу, чему было посвящено блестящее выступление Сергея Юрьевича Глазьева.
Сергей Глазьев, Андрей Девятов, Александр Нагорный
Источник: zavtra.ru
