Он Кремль покинул, пошел воевать, чтоб землю в Леванте дайханам отдать.
Аллюзия на известные стихи Михаила Светлова — первое, что приходит в голову при чтении информации о том, как Владимир Путин наращивает российское военное присутствие в Сирии. Не нужен нам берег турецкий, и Африка нам не нужна. А вот то, что между Турцией и Африкой, вдруг очень понадобилось.
На самом деле еще не ясно, понадобилось или нет, но пресса активно обсуждает данную тему. Поскольку наши солдаты, участвующие в гражданской войне на стороне Башара Асада, были «обнаружены» весьма неожиданно, комментаторы лихорадочно пытаются понять, зачем это нужно России. Особенно с учетом того, что мы все глубже увязаем в экономическом кризисе, с трудом покрываем бюджетный дефицит за счет резервного фонда и плохо понимаем, как будем сводить концы с концами, когда он иссякнет.
Гипотезы, выдвигаемые маститыми аналитиками, выглядят одна сомнительнее другой.
Первая версия: Путин хочет спасти режим старого верного ближневосточного друга Башара Асада. Вообще, в мире весьма распространено представление, что если российский президент сам склонен к авторитаризму, то обязательно должен любить всех диктаторов в мире.
Однако история учит тому, что хороший диктатор до предела циничен и любит только собственную власть. Спасать без нужды чужие диктатуры — дело провальное: и им не поможешь, и свое положение подорвешь. Путин это наверняка понимает, поэтому ни Саддама, ни Каддафи он спасти не пытался. Точнее, ограничивался словесными интервенциями в их пользу, но военных интервенций не осуществлял. И Асада он до сих пор не спасал, хотя гражданская война в Сирии идет уже несколько лет. Может быть, именно за последний год случилось что-то, повышающее активность России на ближневосточном направлении?
Второе соображение, высказываемое комментаторами, выглядит следующим образом: Путин желает вступить в бой с боевиками «Исламского государства» (ИГ), которых американцы, по всей видимости, недостаточно чихвостят. Кремль, мол, понимает, насколько большую угрозу для России представляет исламский экстремизм, и пытается пресечь его в зародыше.
Если предположение насчет спасения Асада недооценивает прагматизм Путина, то предположение насчет битвы с исламистами явно его переоценивает. ИГ, конечно, опасно и для России, и для Европы, и для Америки, но лишь в стратегической перспективе. Путин же — не стратег, а блестящий тактик (как и положено офицеру КГБ, которого учили решать частные, конкретные задачи).
Если бы у России имелась стратегия на длительную перспективу, мы бы не собачились с Америкой из-за мифических угроз, существующих только в голове обывателя, а совместно боролись с угрозами реальными. В том числе на Ближнем Востоке, где разнонаправленные действия против ИГ со стороны США, России, Асада и конструктивной сирийской оппозиции могут лишь усилить хаос. А это вряд ли будет способствовать нейтрализации экстремизма.
Третье объяснение (совсем уж диковинное) сводится к намерению России вернуться на Ближний Восток всерьез и надолго. Путин, как предполагают некоторые эксперты, стремится сформировать шиитский антиамериканский блок, куда входили бы Сирия, Иран и Ирак. В общем, мы хотим вернуть те «благословенные времена», когда по всему миру были «разбросаны» страны социалистической ориентации. Точнее, как учил меня еще в 1982 г. преподаватель научного коммунизма, — страны, ориентирующиеся на социалистической карман.
Думается, Кремль не отказался бы от таких союзников. Тем более с учетом своего намерения выстроить нечто вроде Конинтерна (Консервативного интернационала), который научит весь мир хранить традиции и бороться с геями. Однако сегодня у России уже нет кармана, из которого можно было бы спонсировать новоявленных консерваторов. Предположения о формировании пророссийского шиитского блока не учитывают ограниченность наших ресурсов. Повоевать годик-другой мы, конечно, можем, если впарим телезрителю мысль, будто противостоим на Ближнем Востоке коварным замыслам «наших заокеанских партнеров» (как любит выражаться Путин). Однако шиитские лидеры на пропаганду Киселева-Мамонтова не поведутся. Им наличные подавай.
В общем, все эти скороспелые концепции не слишком удачно объясняют интерес, который Кремль проявляет к ситуации на Ближнем Востоке. Не исключено, кстати, что представления об этом интересе вообще сильно преувеличены, и Россия не станет наращивать свое военное присутствие в Сирии. Но если это произойдет, то, думается, с совершенно иной целью, нежели те, о которых говорилось выше.
За последний год мы обрели интересный опыт на Украине, и именно он может подвигнуть Кремль к активизации российского присутствия на Ближнем Востоке.
Украинские события подтвердили предположения о том, что Россия не может удержать свой марионеточный режим в Киеве и неспособна даже с помощью щедрых кредитов сформировать прокремлевский блок на постсоветском пространстве. Если смотреть на ситуацию вокруг Украины с такой точки зрения, то Путин схватку проиграл.
В то же время, внезапно обнаружилось, что донбасские сепаратисты могут фактически парализовать нормальное развитие украинского государства. Особенно если они не испытывают дефицита вооружений и при необходимости пользуются поддержкой кадровых военных. Киев втянулся в серьезный конфликт. Национализм восторжествовал над прагматизмом. Перспективы выхода Украины из тяжелого экономического кризиса становятся все более неопределенными. Порошенко и Яценюк теряют поддержку населения и, возможно, будут иметь проблемы с каким-нибудь очередным майданом. А Запад фактически теряет надежду получить на Украине нормальную демократию типа тех, которые в свое время сформировались в Центральной Европе и Балтии.
Возможно, донбасский опыт будет повторен на Ближнем Востоке. Россия не сумеет в долгосрочной перспективе удерживать режим Асада и, тем более, неспособна создать блок из ориентирующихся на Москву стран. Однако длительный конфликт может настолько усилить хаос, что за океаном постепенно станут приходить к мысли о необходимости сотрудничать с Путиным ради нормализации обстановки. Особенно года через полтора — после того как уйдет Барак Обама и новый президент США попытается строить внешнюю политику с чистого листа.
Нет сомнений в том, что Кремль готов «сдать» не только Сирию, но и Донбасс, ради отмены санкций, молчаливого согласия Запада на вхождение Крыма в состав России и признания «заокеанскими партнерами» российских интересов на всем постсоветском пространстве. Иными словами, Кремль давно уже строит тактику «размена» Донбасса на Крым. Но поскольку Запад пока на эту приманку не клюет, может возникнуть мысль сделать размен более сложным — к Донбассу добавить Сирию. И это для США очень важно, так как ближневосточный регион находится в непосредственной близости от главных источников добычи нефти. Хаосом на Украине Запад в принципе может пренебречь, но хаосом на Ближнем Востоке пренебрегать опасно, поскольку возможный скачок цен на нефть способен подорвать и без того сложное положение в мировой экономике.
Подключаясь к играм вокруг Сирии, Путин пытается показать всему миру, что при определении перспектив важнейших международных конфликтов его придется принимать в качестве партнера, пусть и малоприятного.
Дмитрий Травин
Источник: rosbalt.ru
