Каждую неделю воронежские оппозиционные активисты приходят в гайд-парк у кинотеатра «Пролетарий» в Воронеже и мирно стоят с плакатами «Путин не наш президент», «Убей раба внутри себя», «Свободу политзаключенным». Чаще всего это одни и те же люди; они общаются, обсуждают политику и проблемы жизни в России.
Нередко активистам приходится отвечать на критику прохожих и выслушивать их оскорбления. На более массовые акции врываются провокаторы с мукой и зеленкой. Но в последний год преследования стали носить куда более жестокий характер: активистов стали избивать неизвестные.
В ночь на 1 декабря 2017 года рядом со своим домом был избит бейсбольными битами Юрий Шамарин, 21 ноября того же года получил травму головы от удара кастетом Дмитрий Воробьевский. Летом 2017 года неизвестные с битами застали спящего пенсионера Станислава Егорова в его собственной квартире. Осенью 2016 года трое мужчин избили Ксению Сычеву, когда она шла к остановке с пикета.
«Мы живем с ощущением полной безнаказанности. В 2015 году на марше памяти Бориса Немцова нас закидывали пузырьками с зеленкой, и никто наказания не понес. Когда мы проводили пикеты за мир с Украиной, на нас постоянно нападали. В основном, нападения происходят после оппозиционных акций. Делают это те, кто уверен в своей безнаказанности, а такую уверенность может дать только близость к власти», — говорит активист регионального отделения движения «Открытая Россия» Владислав Ходаковский.
«Сколько тебе заплатили гэбисты?»
Вечером 21 ноября 2017 года Дмитрий Воробьевский возвращался домой с очередного пикета, в руках он нес плакат «Путина и его гэбистскую бригаду — долой!». Активист открывал дверь подъезда, когда рядом появился мужчина в куртке с капюшоном. Сперва Дмитрий не придал этому значения.
Незнакомец зашел в подъезд вслед за Воробьевским, напал на него сзади, прижал к перилам лестницы и два раза ударил по голове — по словам Дмитрия, «вероятно, заостренным кастетом».
«Я пытался сопротивляться. Помню, что на мой вопрос „сколько тебе заплатили гэбисты“, он сказал „убью“», — рассказал Воробьевский.
Неизвестный подставил Дмитрию подножку, и он упал. Активист приготовился к тому, что его будут бить ногами, но внезапно мужчина начал его фотографировать, а затем скрылся.
Воробьевский поднялся в свою квартиру и увидел, что на голове у него глубокие раны. Он замазал их зубной пастой и залепил кусками бумаги. «„Скорую помощь“ я вызывать не стал, поскольку справился с этими ранами самостоятельно — через несколько часов кровь перестала идти. Не стал я вызывать и полицию — у меня нет вообще никаких сомнений в том, что это нападение организовали власти: никаких иных „недоброжелателей“ у меня нет. Надеяться на то, что полиция стала бы всерьез кого-то искать, показалось мне бессмысленным», — рассказал активист.
По его словам, у полицейских есть и другой повод не реагировать на его жалобы. В октябре 1982 года Дмитрий категорически отказался идти на службу в армию, и за это был «госпитализирован» на несколько недель. «Мне тогда поставили специально изобретенный в СССР для инакомыслящих диагноз, не признаваемый врачами ни на Западе, ни вообще в мире — „вялотекущую шизофрению“. Нетрудно догадаться, как бы реагировали „правоохранители“, если бы я стал им жаловаться на это или другие нападения», — объяснил он.
Весной 2016 года полицейские и медики силой доставили Воробьевского в психиатрический диспансер. Ему принудительно давали лекарства, не сообщая их названий. Дмитрию все же удалось себя отстоять: в Советском районном суде Воронежа областному психиатрическому диспансеру отказали в принудительной госпитализации Воробьевского в психиатрический стационар.
Воробьевский издавал газету «Крамола» (теперь она существует в форме блога) и расклеивал по городу оппозиционные и антивоенные листовки. Кроме того, он оказывал юридическую помощь не желающим служить призывникам.
Поплатилась за звездно-полосатый шарф
1 ноября 2016 года Ксения Сычева так же, как и Дмитрий Воробьевский, возвращалась с очередной акции у «Пролетария». С собой у девушки был плакат «Путин вор лжец террорист». Ксения шла по одной из центральных улиц Воронежа — улице Фридриха Энгельса, как вдруг заметила, что за ней идут три парня. «Поначалу я не обращала на них внимания, а потом увидела, что, когда я останавливалась, они тоже останавливались», — сказала она.
Девушка в панике начала плутать по безлюдным улочкам. На одной из них мужчины догнали Сычеву. «Они спросили меня, что это за плакат и зачем я стояла на площади. Я начала с ними разговаривать, убеждать их. Это были типичные ребята в джинсах и дутых куртках, на пьяных они не были похожи — думаю, просто идейные „патриоты“, их никто не нанимал. Такие подходят к нам во время пикетов, вступают с нами в жесткую полемику, а затем переходят на крики и оскорбления. Может, эти были особенно агрессивными», — рассуждала Ксения.
Молодые люди начали толкать девушку и дергать ее за одежду. Легкая осенняя куртка на кнопках расстегнулась, из-под нее выскочил звездно-полосатый шарфик «под американский флаг».
«У них глаза кровью налились: „Ах ты пиндосовская проститутка, разожралась на пиндосовских харчах. Да таких, как ты, будем убивать“» — вспоминала активистка.
Сычеву затолкали в один из темных дворов и начали избивать. В один момент она упала на асфальт, на нее посыпались удары ногами. Ксения потеряла сознание. «Я выжила чудом, и потеря сознания, после которой они убежали, спасла мне жизнь», — убеждена она.
Через какое-то время девушка очнулась и вызвала «скорую». Ксению тошнило — у нее было сотрясение мозга, а каждое прикосновение к животу отзывалось болью. Когда машина «скорой» приехала, Сычева рассказала фельдшеру и врачу, что шла с митинга, показала плакат.
«Доктор начал на меня кричать: „Больные, вы что, опять хотите девяностых, вы посмотрите, как мы жить хорошо при Путине стали“. Я была не в состоянии спорить, мне было плохо. Врач говорила: „Вылезай из машины, я тебя не повезу, к тебе приехала единственная детская реанимация в городе!“ Это мы жить, называется, хорошо стали? На город-миллионник одна детская реанимация», — рассказала Ксения.
Фельдшеру удалось уговорить доктора отвезти девушку в больницу, ведь Сычева действительно плохо себя чувствовала, да и вызов уже был зафиксирован. Активистку доставили в больницу «Электроника». «Фельдшер „скорой“ рассказала, что я не пьяная, прилично одетая, просто пострадала из-за митинга. „А че за митинг-то? За че борются опять?“ — вот такое началось. Они смеялись, что мы вышли против Путина и его власти, забрали у меня плакат и решили „уничтожить эту гадость“. Плакат я взяла с собой, потому что там были следы от ботинок, думала, это может помочь в поиске преступников», — вспоминала девушка.
В пустом приемном отделении Ксению продержали четыре часа. Она плакала, у нее болела голова, лицо было стесано. Тем не менее, активистку осмотрели, сделали ей УЗИ брюшной полости, выдали справку и посоветовали обратиться к невропатологу.
На следующий день Сычева поехала давать показания в ОВД по Центральному району. В отделении Ксению опросила дознаватель. Сычева поинтересовалась у нее, есть ли шанс, что преступников найдут. «Она так глаза опустила и говорит: „Вы же понимаете, что это политическая подоплека. Я думаю, ваше дело замнут. Но мы сделаем все необходимое“», — вспоминала активистка. Ксения прошла процедуру судебно-медицинской экспертизы. Дознаватель сказала ей ждать экспертного заключения и уведомления об открытии уголовного дела.
Дома девушку встретил муж. Увидев, что сделали с его женой, он уговорил ее бросить все и уехать из страны. «У нас были туристические американские визы. Сначала мы просто уехали в США как туристы, но позже запросили там политическое убежище — когда напали на Станислава Егорова, я поняла, что в Россию возвращаться нельзя. Нам было неважно, куда ехать: была бы виза в Швецию, уехали бы в Швецию, была бы в Чехию — уехали бы в Чехию», — рассказала Сычева.
Прошло больше года, но уведомление об открытии уголовного дела девушке не пришло до сих пор. Звонки дознаватель либо сбрасывает, либо просто игнорирует. Ксения отправила в полицию запрос о состоянии ее дела, но ответа на него также не поступило.
Сычева сочувствует оставшимся в Воронеже знакомым активистам. По ее мнению, больше всех в этой ситуации пострадал Дмитрий Воробьевский: «На него заводили дело за клевету, упекали в психушку, пичкали лекарствами, а у него даже нет возможности хотя бы уехать в Москву».
«Насилие не должно оставаться безнаказанным»
Подобные по жестокости нападения на активистов и правозащитников в Воронеже раньше были редкими, но разгоны митингов и различные провокации происходят в городе регулярно.
В 2013 году около 200 человек оцепили площадь Никитина рядом с «Пролетарием» — там должен был пройти гей-парад. Они выкрикивали «Воронеж против пидорасов», «Петухам не место в курятнике», «Воронеж — русский город». Когда активисты подошли к площади, их начали сбивать с ног и закидывать снежками и бутылками. Бойцы ОМОН взяли ЛГБТ-активистов в кольцо, сдерживая напиравшую на них толпу. Через некоторое время участники несостоявшегося гей-парада уехали с площади на автозаках, а оставшиеся борцы за традиционные ценности топтали символику ЛГБТ и раздавали интервью.
В 2014 году на пикеты активистов движения «Стоп никель», по словам участников, приходили «титушки, которые работали вкупе с фсбшниками». Позже на месте акций стали появляться группы людей с плакатами «Спасибо Гордееву (губернатор Воронежской области. — Открытая Россия) за то, что он такой прекрасный руководитель». В том же году член Совета по правам человека при президенте Андрей Юров получил ожог глаз после того, как его закидали зеленкой, дело не закрыто до сих пор.
На митингах памяти Бориса Немцова в 2016 и 2017 году активистов облили зеленкой и закидали мукой. Среди участников мероприятий были маленькие дети.
«За „зеленочными“ историями 2014 года никого конкретно не усматривали, но оттуда торчали уши тогдашнего исполняющего обязанности руководителя МГЕР в Воронеже Александра Каминского. Он говорил, что у него есть алиби, что он в это время, например, с девушкой находился. Тем не менее, он сам не особо скрывал свою причастность к провокационным акциям», — рассказала Открытой России воронежская правозащитница Наталья Звягина.
По ее мнению, нынешние нападения совершают разные люди, у них нет какого-то единого следа. Объединяет эти инциденты лишь одно: нежелание полиции и Следственного комитета ими заниматься.
«Из более чем известных мне 15 случаев нападений расследование идет по пяти, но ни одного результата нет. Мы стараемся работать над этими историями, стараемся, чтобы они не закрывались. Хочется, чтобы этих людей все-таки нашли. Насилие не должно оставаться безнаказанным», — резюмирует правозащитница.
