Мы упорно выдаём себя за тех, кем на самом деле не являемся, — не будучи ни империей, ни европейцами, ни правовым государством, ни успешной моделью развития, ни центром силы, ни демократией, ни моральным авторитетом, ни центром мировой культуры.
Журналист Александр Хотц, взяв в качестве примера отечественные кладбища, написал в ФБ короткое эссе, в котором вывел главный принцип российской жизни: имитацию западного. Справедливости ради надо заметить, что кладбища на Руси не всегда были такими, лет сто тому назад они мало чем отличались от европейских. Изменения начались с приходом к власти большевиков, за короткое время разрушивших все традиции скопом – и хорошие, и плохие.
«Российские кладбища всегда вызывали у меня тяжёлые чувства. Главным образом, обилием бумаги, а теперь и пластика. Эстетическое чувство отторгает эту «роскошь» кислотных оттенков, которая встречает тебя у ворот диким буйством красок.
Кажется, что покойные обречены лежать не на погосте, в лоне, так сказать, природы-матери, а в каком-то странном цехе бутафорий — под покровом примитивных имитаций.
Даже после смерти ты не можешь слиться с вечностью, — «культура» настигает тебя лживыми «букетами» и за гранью бытия.
Пестрота фальшивого пейзажа просто удручает. Несмотря на «практичность», бумага и пластик — всего лишь подобие памяти (а то и любви), — имитация нашего присутствия у могилы человека.
Вместо букета живых цветов — его бумажный двойник, фальшивый спектакль «постоянства». Словно бумажная роза обманет вас, меня или прохожего, не понимающих смысла этих проделок.
Индустриальный размах бутафории — грустное зрелище (ещё более печальное, чем заброшенный погост), — прямая отсылка к теме национального характера. Очевидно, что тяга к имитациям давно стала частью национальной культуры, в том числе и политической.
Имитация западных форм (начиная с Петра) успешно утвердилась в российской истории, — включая нынешний режим с его подобием «парламента», «демократии», «выборов», «судов» и «права».
Мы успешно имитируем (в традициях «потёмкинских» забав) правовое государство, западный образ жизни (со всеми его гаджетами, модой, институтами, технологией и культурной индустрией).
Мы изображаем из себя европейцев, делая вид, что живём в «европейской стране», слушаем Элтона Джона (презирая его брак и его сексуальность), носим в кармане смартфоны Apple (презирая Тима Кука), ездим на отдых в Европу (презирая права человека и ЛГБТ-равенство), натягиваем на себя модные шмотки «от Версаче» (или их имитации), презирая создателя бренда, — как и сам дух европейской культуры и европейской свободы (создавший нам все эти технологии, возможности и бренды).
В эпоху «развитого путинизма» мы имитируем имперскую политику и советское прошлое, — всё глубже загоняя себя в яму нашей неадекватности. Тотальная система имитаций давно стала сутью национального существования.
Мы упорно пытаемся обмануть историю, выдавая себя за тех, кем на самом деле не являемся, — не будучи ни империей, ни европейцами, ни правовым государством, ни успешной моделью развития, ни центром силы, ни демократией, ни моральным авторитетом, ни центром мировой культуры.
И даже наше пьянство является частью имитационной психологии, поскольку изменённое сознание — всего лишь способ выдать себя за иную личность.
Наши пёстрые кладбища, покрытые имитацией живой памяти — из того же самого разряда. Мы имитируем память и любовь, — пытаясь обмануть время, себя и природу, — но лишь выдаём свою страсть к подобиям.
Дело даже не в религиозной традиции. Западные кладбища не пестрят цветами и оградами. Ваши цветы у камня станут здесь живым знаком вашего присутствия. Через пару дней они завянут, но вам не придёт и в голову обманывать покойного и время — пластиковой «памятью» у его могилы.
Да, конечно, увядание — часть жизни. Но это и есть реальность, которую полезно принимать, не пытаясь её обмануть «бессмертием» дешёвого пластика.
Культура ухода — естественное продолжение культуры жизни. Испытывая доверие к природе (в том числе, к природе человека), — вы не будете стелить синтетическую траву, уснащая её «лилиями» и «пионами».
Сила западной культуры — в её связке с реальностью. Просвещение оставило в Европе свой философский след, подарив иммунитет от мифологий. Уважение к реальности — и делает жизнь живой. Позволяя двигаться вперёд, не нуждаясь в фальши и заменах.
Слабость «русского мира» — в его склонности к фальши, в попытках обмануть жизнь, историю и время.
Тотальная система имитаций и сведёт нас в могилу. На которую (надеюсь) водрузят монструозную конструкцию из лепесточков, бантов и проволок — диких, кислотных расцветок… Мы это заслужили.
Покойник в жизни это обожал. Порадуем его — в конце пути — порцией любимого «декора»…»
