О феномене британского политика, которого называют «непредсказуемым»
Человек, который не делал карьеры — так еще можно охарактеризовать Джереми Корбина, у которого есть все шансы возглавить партию британских лейбористов после голосования 12 сентября.
Нынешним летом мы с Джереми Корбиным собирались встретиться в Уфе на конференции по антикризисной политике. Он попросил несколько дней на размышления, заметив, что обязательно приедет, если не случится чего-то незапланированного и важного. Случилось. Его выдвинули кандидатом в лидеры британской лейбористской партии.
«Феномен Корбина» возник неожиданно не только для него самого и всех кто его знал, но и для многочисленных журналистов и аналитиков, в том числе и в самой Великобритании. В самом деле, скромный депутат-заднескомеечник никогда не привлекал к себе слишком большого внимания. Вернее, он был известен как один из немногих людей в британской политике, не заинтересованных в деньгах и карьере, а потому неизменно оставался в тени с начала восьмидесятых годов, когда его впервые избрали в парламент. С тех пор он раз за разом возобновлял свой мандат просто потому, что жители его избирательного округа твердо знали: Корбин будет горой стоять за их интересы, заниматься мелкими проблемами, используя для этого свой статус и влияние.
Другое дело, что прочное положение в округе давало Джереми Корбину независимость от партийного аппарата и прессы, позволяло выигрывать выборы, не затрачивая больших денег. А эта независимость от начальства понемногу превратила его в наиболее известного, если не единственного внутрипартийного «диссидента». Хотя ничего еретического он не проповедовал. Лишь оставался верен принципам социал-демократии в тот момент, когда все высокопоставленные политики их предали, превратившись в неолибералов.
Забавно читать сегодня в нашей, да и в западной прессе про Корбина как представителя «ультралевых». И его программа, и его деятельность ничуть не выходят за рамки того, что в семидесятые и восьмидесятые годы считалось бы нормальной социал-демократической повесткой дня. Конечно, в ее левом, а не правом варианте. Но не более того.
Обвинение Корбина в крайнем радикализме говорит, скорее, о том, насколько сместилась вправо «ось» европейской и британской официальной политики, чем о взглядах самого депутата и его сторонников. Но иногда верность принципам оказывается хорошей рекламой. В условиях, когда все предают и продаются, можно прославиться уже тем, что ведешь себя порядочно.
Корбин выступал на антивоенных митингах, когда партия молчала или поддерживала войну в Ираке. Он не восхищался подвигами натовского спецназа в Афганистане.
Он рассказывал своим слушателям про поджог Дома профсоюзов в Одессе, когда британская пресса тупо повторяла версию киевских пропагандистов о «ватниках», которые сами себя сожгли, либо делала вид, что ничего такого вообще не случилось.
Он говорил о бомбардировках Донбасса в тот момент, когда переживать полагалось только за журналистов «Шарли эбдо». Все это позволило прессе прилепить ему ярлык «пророссийского» политика, хотя, по большому счету, Корбина волнует не Россия, а ответственность Запада за хаос, нарастающий в мире. Никак не сторонник нынешнего российского правительства, Корбин просто понимает, что у русских, как и у всех, есть законные интересы, с которыми надо считаться.
Что касается внутрибританских дискуссий, то Корбин то и дело, назло «официальным лидерам мнений», оказывался прав. И когда говорил о кризисе финансового капитализма, который не удастся преодолеть мерами жесткой экономии. И когда предсказывал, что приватизация железных дорог сделает их менее эффективными, зато более дорогими. Глубокомысленные эксперты с важным видом отвергали его аргументы, после чего все случалось именно так, как он говорил.
Люди запоминали. Шли годы. У власти по-прежнему были господа, вравшие по каждому поводу, проваливавшие любое дело, превращавшие демократию в фарс. Общество копило раздражение и терпело.
Постепенно у Корбина в британском парламенте сложилась репутация интересного собеседника, с которым соглашаться не разрешается, но прислушиваться к которому приходится. Именно эта репутация и предопределила неожиданный поворот его политической карьеры, который может стать началом перелома для политического процесса в масштабах всего Соединенного Королевства, а, может быть, и Европы.
После того, как лейбористы потерпели очередное позорное поражение от консерваторов Дэвида Кэмерона, которым все прочили неминуемый провал на фоне совершенно ужасных опросов, стало ясно, что перемены неизбежны. Лидер лейбористской партии Эд Милибэнд ушел в отставку, были объявлены выборы нового руководителя. Баллотировался обычный набор представителей партийной элиты — безликие и беспринципные люди, мало отличающиеся не только друг от друга, но и от своих оппонентов-консерваторов. Выборам грозило стать смертельно скучным и откровенно бессмысленным зрелищем.
А потому кто-то из депутатов предложил выдвинуть Корбина. Просто, чтобы было не так скучно. Будет хоть один хороший оратор, хоть один участник дебатов, способный сказать что-то, не сводимое к привычному набору банальностей. О том, что Корбин может не только внести разнообразие в унылую процедуру партийных выборов, но и претендовать на лидерство, никто не подумал, включая самого кандидата.
У него не было ни влиятельных сторонников, ни денег, ни даже симпатизирующих ему журналистов, способных создавать и раскручивать его «имидж». Но, оказавшись внесенным в список, он принялся за дело со свойственной ему добросовестностью.
Начал ездить по городам страны, выступать с речами, обсуждать с людьми положение дел. И эти собрания стали собирать тысячные толпы. А затем тысячи и тысячи людей принялись записываться в лейбористскую партию для того, чтобы принять участие в выборах.
Надо отметить, что процедура выборов за последнее время сильно демократизировалась. Когда-то лидера партии выбирали депутаты в Вестминстере, консультируясь с боссами крупнейших профсоюзов. Такое положение дел изменили, как ни парадоксально, именно правые лидеры. Стремясь сократить влияние профсоюзов и депутатов, они сделали ставку на рядовых партийцев, а саму организацию всячески размывали. В итоге решения по факту оказались в руках партийного аппарата, который делал их легитимными, ссылаясь на волю некой массы членов, по сути, существовавшей только на бумаге. Первичные организации разваливались, и формальной опорой руководства стали индивидуальные граждане, чья политическая активность сводилась к готовности раз в несколько месяцев перечислить некоторую фиксированную сумму на счет партии. Это были, в основном, представители умеренно либеральных средних слоев, интересующиеся политикой, но не настолько, чтобы самим принимать в ней активное участие.
Однако такой механизм, весьма удобный для политических манипуляций, оказался совершенно не защищен от проникновения извне. Да никому и не приходило в голову, что кто-то попытается вновь оживить низовые партийные организации для борьбы за права трудящихся. В шестидесятые и семидесятые годы подобные попытки предпринимались постоянно, и аппарат с ними неукоснительно боролся: откровенно недемократическая процедура выбора лидера была специально придумана, чтобы пресечь попытки партийных низов влиять на политику руководства. Но со времен Тони Блэра о подобных крайностях уже настолько прочно забыли, что перестали принимать меры предосторожности.
К середине августа Корбин уже прочно возглавлял гонку, а численность партии росла, как на дрожжах. Возвращались ветераны, разочарованные многолетней предательской политикой прежних лидеров, приходила молодежь, вступали люди, еще недавно считавшие парламентскую политику бессмысленной. Как ни парадоксально, резко улучшилось и финансовое положение лейбористов, но это почему-то не радовало партийное начальство…
Спохватившаяся лейбористская элита начала предпринимать контрмеры, призвав на помощь прессу. В британской прессе против Корбина развернулась кампания, которая, кстати, была подхвачена и российскими либеральными изданиями.
Атака шла по трем направлениям. Во-первых, Джереми Корбин не имеет серьезной программы, предлагая популистские меры — вроде национализации железных дорог и улучшения работы «скорой помощи». Во-вторых, с подобной программой и лидером лейбористская партия не сможет победить на выборах: никто не станет голосовать за кандидатов, которые призывают проводить экономическую и социальную политику в интересах большинства населения. И, в-третьих, возмущение Корбина по поводу обстрелов украинской армией больниц и школ в Донецке однозначно доказывает, что он является «агентом Путина».
К изумлению политиков и журналистов, этот прессинг дал обратный эффект. Чем больше подобных статей появлялось, тем стремительнее рос рейтинг кандидата. Как назло, несколько десятков известных экономистов, в числе которых был нобелевский лауреат Пол Кругман, опубликовали коллективное письмо, где солидаризировались с программой Корбина: наконец-то хоть кто-то предлагает реалистические антикризисные меры, вместо того, чтобы тупо повторять мантры про свободный рынок, который сам себя вылечит. Опросы общественного мнения тоже дали неожиданный — для правящих кругов — результат.
Более 80% англичан заявило, что только с таким лидером, как Корбин, лейбористы могут вернуться к власти.
Хуже того, опросы показывали, что в случае избрания любого другого кандидата партию ждет электоральный коллапс: если сохранится прежняя тенденция, когда лейбористы из года в год становились все более похожими на консерваторов, у граждан просто не будет мотивов голосовать за них.
Протесты интеллектуалов и политиков по поводу пророссийской позиции Корбина тоже не сработали: большая часть англичан не верит тому, что пресса пишет о России. Не столько потому, что они относятся к России с какой-то особой симпатией, а просто потому, что вообще ни единому слову журналистов не верят.
Наконец, лейбористские депутаты «передней скамьи» парламента заявили, что не будут сотрудничать с Корбиным и уйдут в отставку в случае его избрания. Эта новость вызвала новый всплеск энтузиазма: наконец-то удастся разом избавиться от всех этих самодовольных неудачников, ведущих партию от одного поражения к другому! Восторг рядовых членов партии оказался столь бурным, что вызвал панику среди членов «теневого кабинета». Они начали по одиночке «сдаваться», заявляя, что передумали и «рассматривают возможность конструктивной работы в команде Корбина». Разумеется, при условии, что, став серьезным политиком, новый лидер лейбористов «образумится» и скорректирует свои взгляды.
Собственно, успех Корбина и выявил полную моральную несостоятельность «политического класса» и его штатных интеллектуалов, господствовавших в общественном мнении Запада на протяжении прошедших двух десятилетий. Если бы эти люди по-прежнему пользовались в обществе доверием и уважением, феномен Корбина был бы невозможен в принципе. Неожиданно для правящего класса обнаружилось, что политика «жесткой экономии» и неолиберальная программа демонтажа социального государства исчерпала себя не только объективно, но и на уровне массового сознания. Происходит культурный и психологический перелом, формируется новое большинство, которое больше терпеть подобное не намерено.
Корбин становится на сегодня не только британским, но и общеевропейским лидером этого нового большинства. И те, кто надеется, что все кончится так же, как в Греции, пустым хлопком, ошибаются.
Дело не только в том, что Джереми Корбин — человек совершенно иного склада, чем Алексис Ципрас.
Не молодой карьерист, отдающий дань «левой» моде и использующий ее для устройства своих дел, а человек, проживший жизнь в движении и заплативший за верность своим принципам отказом от карьерных возможностей при сменявших друг друга партийных лидерах. И дело не только в различии национальных традиций и характеров — англичане упрямы, настойчивы и не поддаются эмоциям. Главное отличие в том, что в основе феномена Корбина не харизма, не модный имидж, даже не разочарование людей в политиках «старого типа». Кампания Корбина опирается на массовые движения, которые в течение прошедших двух десятилетий росли и крепли, но не получали доступа к повестке дня «серьезных» политиков.
Сегодня мы наблюдаем самоорганизацию общественных низов, всех тех, кого на протяжении стольких лет «продвинутое либеральное меньшинство» исключало из процесса принятия решений. Сила кандидата именно в этой поддержке, и он является не столько харизматическим лидером, сколько своего рода медиумом, через которого говорит эта огромная, вчера еще лишенная голоса, масса. У Корбина нет проблем и с формированием команды: сотни специалистов, профессионалов, недовольных неолиберальными реформами, разрушавшими производство и социальную сферу, готовы работать с ним. И уже работают.
Сигнал, который подает кампания Корбина в Англии, очень хорошо считывается в других странах. В той же Греции большинство, проголосовавшее на референдуме за «Нет», никуда не делось, оно еще даст знать о себе. В Испании стремительно набирает вес новая партия «Подемос». В других европейских странах можно ждать такого же внезапного бунта избирателей. Ведь еще полгода назад казалось, что позиции правящих элит в Британии совершенно непоколебимы. По мере того, как кризис будет обостряться, все больше людей станет понимать, что только радикальные решения могут сработать. И только политики, требующие радикальных перемен, имеют шанс на общественную поддержку.
Даже в Соединенных Штатах неожиданно большого успеха в ходе своей предвыборной кампании добивается Берни Сандерс, политик из Вермонта, который формально даже не состоит в демократической партии. Сандерс — единственный из членов конгресса США, решившийся открыто назвать себя социалистом. И хотя собственные его взгляды весьма противоречивы — за что его постоянно критикуют американские левые — сам факт популярности политика говорит о многом.
Не нужно думать, будто успех Корбина гарантирует резкое изменение британской и европейской политики. В конце концов, речь идет пока лишь о борьбе за власть в оппозиционной партии.
Политические элиты будут держаться за свои позиции. И чем больше общество будет отвергать их курс, тем агрессивнее и настойчивее они станут его проводить.
Но все-таки перемены уже произошли. Если не в политике, то в общественном мнении Запада.
Борис Кагарлицкий
Источник: stoletie.ru
