Директор Исаакиевского собора Николай Буров с 1 июня покидает свой пост по собственному желанию. Логика очевидна — человек, всю жизнь посвятивший культуре страны, не готов брать на себя ответственность за ее уничтожение. В современной России криминальная мафия правит бал, выжигая все, что называется Россией и ее историей, оставляя после себя пепелище. В принципе, потери России от правления нынешнего режима прикидочно уже подсчитывали — они составляют утроенные потери от потерь, которые понесла страна в годы Второй мировой. И это, конечно, далеко не предел.
В этом смысле Исаакий, который не был уничтожен во время блокады, попадает снова под обстрел. Теперь убивать его будут формально «свои», хотя, конечно, «свои» они только тем, что способны изъясняться на одном языке с теми, кого предназначили к истреблению.
«Истребление», кстати, не фигура речи. Аналогичные процессы идут и в Москве. Если в Петербурге пока ограничиваются захватом культурных зданий, то москвичей готовят к массовому изъятию собственности и выселению в бетонные бараки. Тут на днях все громко возмущались предложению Скрипки про создание гетто для русских — зато под шумок гетто уже готовятся строить в Москве, вычищая от населения центральные (хотя и не только), самые лакомые территории столицы. Ни о какой конституции, правах и прочей лабудени речь не идет, так что в этом смысле власть окончательно слетает с нарезки, прямо готовя почву для мощного социального взрыва, который нужно будет задавить и на этом фоне ввести уже откровенно фашистскую диктатуру. Оргмероприятия для создания диктатуры в целом уже проведены — в виде создания карательной структуры Росгвардии, к примеру.
Никакого иного рационального смысла действия властей по разжиганию социальной ненависти к себе не имеют. Можно, конечно, предположить, что алчность настолько затмила разум, что чиновники совсем перестали просчитывать последствия своих действий, но здесь все-таки, скорее всего, речь идет о проектных решениях — если бунт неизбежен, его нужно спровоцировать в удобной для феодалов форме и в удобное время, чтобы провести окончательное решение русского вопроса. В конце концов, если у Гитлера это не получилось — то почему бы не повторить и не попробовать довести его дело до конца.
