Советское государство говорило: «Молодежь — вся наша! Это бабушки пусть хоть в церковь ходят, а молодняк мы никому не отдадим!»
Исполняется сто лет комсомолу (он же Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодежи, он же ВЛКСМ). Юбиляр скончался в 1991 году в возрасте 73 лет — как некий человек.
Хотелось бы быть справедливым. Собственно, ни для патетики в духе «Любовь, комсомол и весна!», ни для проклятий настроя нет. Я обзвонил друзей, по своему возрасту состоявших в комсомоле в годы брежневского застоя и перестройки, с вопросом, сыграл ли в их жизни какую-то роль комсомол. Получилась какая-никакая «палитра мнений».
«Никакой роли! Я платил, пока они не сдохли и не перестали требовать с меня взносы. В каком году это было, не помню» (Андрей, художник).
«В моей жизни комсомол роль как раз сыграл, и положительную. Особенно — уже при Горбачеве. Я из армии пришел осенью 1986 года. Смена обстановки, одиночество — и тут в „МК“ прочел объявление, мол, приглашаем неравнодушных людей на разговор о стране и перестройке. Собралось нас таких человек 25, сначала в каком-то ДК, а потом — в одном из райкомов комсомола.
Это была попытка „обратной связи“ с молодежью. Во время перестройки в комсомоле что-то стало меняться, начали собираться люди, которые хотели что-то сделать, подключить побольше молодежи к общественной работе.
Тогда стали возникать при райкомах центры НТТМ (научно-технического творчества молодежи), где люди начали зарабатывать, одним из руководителей такого центра был Ходорковский. Они могли огромные деньги не только зарабатывать, но и обналичивать, конкуренции-то не было поначалу, им дали старт на год раньше кооперативов. Один из инструкторов у нас в райкоме хотел судно арендовать и на нем молодежные мероприятия проводить, но в итоге он это сделал уже как предприниматель. Сейчас он владелец заводов и пароходов.
Что касается меня, постепенно я стал у себя в райкоме референтом по связям со „Спутником“. Мы начали организовывать турпоездки для молодежи по Союзу, делегации из-за рубежа принимать. Параллельно „на мне была медицина“ — я в больницах и поликлиниках помогал отчетно-выборные собрания проводить, взносы собирать. Это уже непросто было, тогда многие бросили платить.
Полтора года я там проработал, а почему ушел, потом расскажу. Не у всех ресурса хватило. Но система очень полезная была, я-то от нее по минимуму взял, если с Ходорковским сравнивать. Комсомольцы сейчас себя не афишируют, а многие из них в бизнесе и политике, благодаря опыту, полученному в ВЛКСМ» (Андрей, предприниматель).
«Мне больше всего запомнилось, как меня в школе отказались в комсомол принимать. Анекдот в том, что из сорока человек у нас в классе никто не хотел вступать в комсомол! Это самый конец 1970-х, у нас все уже два года не носили пионерских галстуков — я один носил. И я один хотел в комсомол, я был идейный человек, причем, левых взглядов, внук репрессированных и сын шестидесятников.
Но поскольку я был неказенный левый, у меня сложились непростые отношения со школьным начальством. И на собрании в классе учительница намекала, что, может быть, мне еще рановато. Но тут весь класс единодушно поднял руки за меня: я у доски стою, такой лес рук! И все же бюрократия свое взяла — на школьном бюро меня завернули. Ко всему прочему я фамилию первого секретаря ЦК ВЛКСМ назвал неправильно. Тогда был Пастухов, а я его Петуховым назвал. Смех и грех.
И я обиделся, решил: ну вас. Так я в этой школе в комсомол не вступал. Под конец ушел из нее, окончил вечернюю, проступил в училище на столяра-краснодеревщика. И там, поскольку я стал к рабочему классу принадлежать, меня тут же в комсомол приняли. Начал я было политинформации проводить, но смотрю, ребятам не особо интересно.
Я еще не вышел из комсомольского возраста в 1990 году, когда все начали массово билеты сдавать. А я не сдал, где-то у меня валяется» (Александр, журналист).
«Роль комсомола в моей жизни — сугубо отрицательная. Один случай могу вспомнить. У меня день рождения летом, когда в основном народ в разъездах. Тем более — в студенческие годы. И я как-то решил справить именины — на Николу Зимнего. А на этот день у меня было какое-то комсомольское поручение, типа ДНД. Ну, я сказал: так, мол, так, у меня день рождения, хочу попраздновать, и мне перенесли на другой день дежурство.
Я пригласил массу народа, наготовили всяческой еды. И вдруг меня вызывают в комсомольское бюро: „Вы что же это соврали! У вас день рожденья в августе!“ Пришлось мне переносить именины. В результате ко мне всего два человека пришло. Больше ничего вспомнить не могу про комсомол» (Николай, географ).
«Отчетливо помню, как меня принимали в комсомол. Серьезно это было поставлено у нас в школе. Учил принципы, документы всякие. Узнавал, как зовут первого секретаря ЦК ВЛКСМ — кажется, Мироненко был. А из каких-то дел… вот, как я после школы начал работать техником в НИИ, меня командировали на месяц в Воскресенск на строительство химкомбината. Весело было.
Потом, мне для поступления в МГУ нужна была характеристика из райкома комсомола. Поехал я в райком. Вышел ко мне навстречу секретарь, и мне как-то в глаза бросилось, что он в джинсах! Да не в наших, фабрики „Верея“, а в самых что на есть американских, какие у фарцовщиков только продавались, вот только лейбл-то у него был спорот на всякий случай! Но то, что джинсы „штатские“, тут меня обмануть было невозможно.
Поговорил он со мной через губу: „Куда поступаете? На ударной комсомольской стройке работали?“ Я кивнул, бумажку показал. Но как-то мне все это не шибко понравилось. В целом, я думаю, что СССР погубил именно комсомол, который разложился. Проглядели старперы из ЦК КПСС» (Алексей, филолог).
«Трудно сказать. В школе у нас чувство патриотизма вообще-то было. Очень яркая была у нас учительница, умела рассказывать про войну. Но это, скорее, еще к пионерским годам относится. А дальше как-то уже… не очень» (Мария, историк).
«Да, у нас был ансамбль школьный под эгидой комсомольского бюро, где я весьма активно играл. Меня потом назначили в школьном бюро завсектором радио и печати. Это они не знали про мои три привода в милицию за драки — им оттуда не сообщили. Когда я потом в мореходку поступил, меня тут же за шканцы, и на организацию вечеров. А из моих школьных друзей, двое в тюрьму сели, и одного из них на зоне зарезали. Так что — я в хорошие руки попал.
И когда мне рассказывают про скучные и нудные собрания, я говорю: „Бросьте, ребята! Весело было“. У меня два сына актерами стали — косвенно комсомол виноват. Мы у моего друга-фермера каждый год собираемся на День комсомола и День пионерии. Галстуки одеваем! Никакой Хэллоуин не нужен» (Игорь, печник в Калининградской области, в молодости — моряк).
«Да, я и в школе комсоргом была, а когда в Нежинском пединституте училась, стала председателем комитета интернациональной дружбы. Мы по всему Союзу ездили с гитарами, фестивальные песни пели, не официозные. Впрочем, в Закарпатье, в горах (хоть там горы и невысокие, но все же), мы пели „Я песней как ветром наполню страну о том, как товарищ ушел на войну“. Это очень искренне звучало, в горном воздухе. А в Ужгороде нам местные ребята откровенно говорили: мол, „если будет заварушка, то пошмаляемся“.
Конечно, лет с 15-16 мы понимали, что в нашей жизни много фальшивого. Но если честно, меня этот вопрос никогда не гнобил и не мучил» (Елена, учительница из Калининградской области, родом из Белоруссии, училась на Украине).
Что ж, искренне приятно за тех, кому комсомол в чем-то помог. Правда, нельзя не заметить, что никаких НТТМ в итоге так и не состоялось, а разбогател Ходорковский на нефти, как и многие профессиональные комсомольцы.
У меня тоже дома хранится комсомольский билет (и еще значок — в армейском варианте, приспособленный для вкручивания в китель). Но все же: вот, как в билете большая часть страниц занята отметками об уплате взносов, — так, образно говоря, оно и в жизни было.
В правящей и безальтернативной партии КПСС состояло меньшинство — те, кто делал карьеру, и некоторое количество рабочих и колхозников для приличия. А в комсомоле должны были состоять все, в возрасте с 14 по 28 лет — за вычетом штрафованных юнцов, из комсомола исключенных, либо не принятых в него за плохое поведение. Советское государство говорило: «Молодежь — вся наша! Это бабушки пусть хоть в церковь ходят, а молодняк мы никому не отдадим!»
И что в результате? Общество 1970-80-х., особенно в мегаполисе, было уже весьма сложным. Юноши и девушки самые разнообразные: кто весь рок-н-ролл знал, кто Бердяева с Розановым чтил, кто крестился тайно, кто фарцевал и мечтал уехать, а кто и просто хотел жить по-человечески и всякую политику видел в гробу. И все они, все мы, обязаны были хотя бы формально засвидетельствовать свою приверженность официальной идеологии. Причем, строптивым могли устроить большие неприятности исключением из этого якобы большинства. Нехорошо это было, легковесно и непорядочно как-то, неприятный остался осадок.
А молодежная политика вообще-то нужна. Потому что, да, действительно, юность — пора сложная и небезопасная. Много проблем с выбором профессии и жизненного пути, внутренних метаний и переживаний. И нужен бы кто-то, в хорошем смысле «старший брат» и «молодой друг», который бы помог советами, кого-то и от суицида удержал, кому-то и посодействовал немножко материально, в виде каких-то программ.
Назойливое советское государство с его ЦК ВЛКСМ с этой задачей справлялось в целом довольно плохо. Современное государство не справляется вообще никак (опереточный опыт всяких «Идущих вместе» — не в счет). А как надо — по большому счету, не очень-то кто и знает, даже в мире.
Вот такие мысли возникают, когда держишь на ладони маленькую темно-красную книжечку с профилем лысого человека с таким высоким лбом на обложке и с собственным инфантильным фото на ее обороте. Без гнева и пристрастия, как говорится, «печаль моя светла»…
