Екатеринбург показал, что прямые и привычные чиновникам грубые манипуляции мнением больше не проходят. Но есть гораздо более изощренные варианты.
В столице Среднего Урала властям предстоит — не по своей воле — провести такой редкий в России акт волеизъявления граждан по поводу постройки храма РПЦ в сквере. Формат уже урезан с затребованного референдума до не вполне легитимного формата «опроса с обещанием следовать его результатам»: граждане не купились на первые посулы проведения «уличного опроса» и «опроса на сайте мэрии», а потребовали и добились голосования на участках, как на выборах. Очевидно, что теперь протестующим предстоит бой за формулировки вопросов. «Росбалт» спросил у экспертов, насколько вероятны дальнейшие попытки фальсификации, и на каких уровнях сложности их можно ожидать? Можно ли сказать, что граждан стало труднее обмануть?
Валерий Соловей, доктор исторических наук, политический аналитик:
«Власть в Екатеринбурге, как и любая власть в Российской Федерации, не готова признать свое поражение, и потому она сделает все возможное для того, чтобы дезавуировать достижения протестующих. Но я склонен полагать, что она не решится пойти на грубые фальсификации. Скорее, речь пойдет о попытках относительно мягкого, цивилизованного влияния на волеизъявление — с помощью пропаганды, каких-либо программирующих опросов.
Грубое воздействие и фальсификация результатов станут красной тряпкой для быка. А сейчас — есть надежда на то, что люди расслабятся, наступает лето, и все будут склонны к каким-то более мягким решениям.
Я бы не возлагал особых надежд на „отмобилизованных“ городских активистов, особенно летом. Организации-то там нет. Это нецентрализованная мобилизация. Я думаю, они поведут себя как обычные горожане. Ну, может, они будут проявлять интерес к ходу опроса, может, будут участвовать — на что я надеюсь искренне — в выработке его формулировок.
Я склонен полагать, что большую роль мог бы сыграть Ельцин-центр, предоставив свою площадку для обсуждений. У оппозиции своей площадки в Екатеринбурге нет. Властная площадка дает преимущество властям, естественно, а вот нейтральная площадка, с медиацией Ельцин-центра, могла бы быть им предоставлена. Это пошло бы на пользу всем участникам конфликта — и всем, кто вовлечен, и всем, кто заинтересован в разрешении конфликта. Я имею в виду и церковь, и олигархов, и городские власти, и губернские власти, и протестующих.
Ельцин-центр, который находится неподалеку — оптимальное место, чтобы вести публичную дискуссию, дискутировать не на площади, не в сквере, а именно там. И тогда, я думаю, что можно будет попытаться выработать какую-то процедуру опроса, обеспечить хотя бы минимальное доверие».
Евгений Потапов, политолог:
«Мы видим, что городское сообщество Екатеринбурга показало себя достаточно разумным, манипулировать им властям достаточно сложно.
Манипуляция должна иметь какую-то цель. Если же цель манипуляции: построить храм на том месте, по которому уже были протесты — это сквер, „храм-на-воде“ или площадь 1905 года, — то такой опрос будет изначально вызывать отторжение у городского сообщества. Всем будет понятно, что власти возвращаются к прежней теме. Поэтому я думаю, что, скорее всего, будут предложены более-менее реальные места, которые согласуют с епархией, с инвесторами, и которые можно реально обсуждать, а не просто убедить горожан путем манипуляции цифрами: мол, давайте строить на том месте, которое уже вызывало протесты.
Сейчас существует некоторая развилка. Можно пойти по пути нормального диалога с городским сообществом и обсуждать взаимоприемлемое место, которое устроит всех. Но, естественно, можно пойти и по пути манипуляции, хотя мне кажется, это будет настолько очевидно, что даже само предложение — а давайте обсуждать эти места — вызовет отторжение. Впрочем, я не удивлюсь ничему, если честно.
Властям стало гораздо труднее игнорировать мнение горожан. Во-первых, потому что была прямая команда президента его учитывать. Пусть в какой-то непонятной форме, но тем не менее, это указание есть. А во-вторых, мы имеем соцопрос, показывающий реальные настроения горожан, которые сложно объяснить вмешательством „госдепа“ или других „космических сил“. И если мы понимаем, что 55% горожан на данный момент против строительства храма в конкретном месте, то лучше эту тему не поднимать, а найти альтернативную площадку, в ходе диалога на этой площадке поставить храм и уже успокоиться».
Анна Очкина, руководитель Центра социального анализа ИГСО, социолог, кандидат философских наук:
«Властям, действительно, стало труднее игнорировать общественное мнение. Во многом этому способствовали и протесты против повышения пенсионного возраста прошлым летом, и, пусть в малом количестве регионов, но все-таки протестное голосование. Вполне возможно, что оно было протестным и в других регионах, просто там легче было с этим справиться.
Конечно, власти чувствуют общественное настроение. Я думаю, они ориентируются не на опросы ВЦИОМ, а на реальное общественное мнение, которое так или иначе мониторят или просто чувствуют. А в преддверии выборов губернаторов или в законодательные собрания власти становятся все более и более покладистыми.
Что касается ситуации в Екатеринбурге и предстоящего опроса жителей по вопросу строительства храма, то попытки манипуляции и слива протеста, конечно будут. Протест начнут „организовывать“, подчинять себе и т. д. А мобилизация городских активистов в Екатеринбурге пока не достигла такого уровня, чтобы успешно противодействовать этому.
Но дело в том, что любая победа над такого рода протестом будет временной. Недовольство накатывается, а Свердловская область и Екатеринбург — это один из самых протестных регионов. Конечно, власти что-то пообещают, что-то сорганизуют, может, какая-нибудь КПРФ или ЛДПР возглавит протест, чтобы его немного сдержать. Но через некоторое время он прорвется в другом месте».
Илья Гращенков, директор Центра развития региональной политики:
«Раньше общественность и власть жили „параллельными прямыми“. Сам концепт идеи „путинского большинства“ или, как его недавно Владислав Сурков переименовал, „глубинного народа“, состоял в том, что эти ветви существуют раздельно: власть где-то на внешних рубежах борется за величие России, обеспечивает определенный гарантированный уровень стабильности, а народ за это не лезет в политику. Ну, и власть не лезет в личные дела. Сегодня стало сложнее этим двум прямым не пересекаться.
Ситуация в Екатеринбурге как раз говорит о том, что свободные ресурсы заканчиваются, и власти время от времени приходится перераспределять то, что народ откровенно полагает своей „вотчиной“, куда чиновники не должны дотягиваться. В этом и состоит граница конфликта. Не то, чтобы власть не может отстоять свою линию, а просто раньше ей не приходилось этого делать. Ее страх состоит в том, как бы не переусердствовать. Власть прощупывает грани возможного обращения с этим, не очень понятным ей народом, который то ли аморфен, то ли патриотичен, то ли, наоборот, раздражен.
И со стороны народа то же самое: он пытается понять, где границы, за которыми власть может отменять свои решения и конфликтовать между собой. В Екатеринбурге ведь фактически произошел конфликт федеральной власти и местных чиновников: федеральная власть не поддержала местных чиновников, заставив поменять решение под напором общественного мнения.
Эти две точки, которые пытаются нащупать обе стороны, в ближайшее время и будут являться показателем того, кто постепенно отвоевывает себе политическое пространство: его в полной мере оставляет за собой власть или все-таки уже отчасти народ.
Сейчас проблема, скорее, не в том, что будет фальсификация результатов опроса, сколько возможность применения определенных технологий для того, чтобы реализовать саму процедуру опроса так, как это будет выгодно власти. Речь о том, как будут сформулированы вопросы, кого конкретно будут опрашивать, как много горожан примет участие в этом опросе, насколько открыто будут опубликованы его данные. При их публикации тоже возникнет много вопросов, которые могут стать точками конфликта. Кто-то будет признавать легитимность опроса, кто-то будет отказываться признавать сам факт его проведения по этой схеме и будет требовать альтернативы или настаивать, что опросы неуместны. Тут конфликтных ситуаций может быть не меньше, чем в случае каких-то фальсификаций при подсчете.
Но если они вдруг произойдут, это породит такую цепочку недоверия к власти, что она в разы превзойдет тот конфликт, который уже развился. Поэтому не думаю, что те, кто следует указаниям Владимира Путина провести этот опрос, будет пытаться подстроить его результаты непосредственно при учете голосов».
